— Вот весь отряд не даст соврать! Она ему глаза пальцами выбила. А потом ребром ладони перебила горло.
Ошеломленный Подранок невольно бросил взгляд на дальний конец стола.
— А потом один из пиратов бросил ей вызов, — подхватил рассказ Гипаш. — Гвоздище, подскажи, как второго покойника звали, а то я запамятовал.
— Сом.
— Во-во, Сом. Эта пигалица ему сказала, что у него рукоять меча раскалилась добела. Да так сказала, что он поверил — взвыл, уронил меч. Ну, она его и зарубила.
— Мало того что поверил, — уточнил Гвоздь, — у него и ладони были в волдырях, словно и впрямь каленое железо цапнул.
— Она такая, — уважительно сообщил Гипаш. — Ежели скажет, что у тебя хвост вырос, ты враз поверишь и задницей вилять начнешь.
Чуть помедлив, Подранок кивнул. Еще свежо было воспоминание о том, как взгляд спокойных, приветливых глаз вызвал у него порыв бешеного восторга и готовность умереть за маленькую хрупкую ксуури.
— А почему она величает себя изгнанницей?
— Ее выгнали из Ксуранга.
— За что?
— А мы не знаем. Говорит: за многочисленные преступления.
Подранок удивленно покачал головой.
— А уж до чего отчаянная! — продолжал Гвоздь нахваливать атаманшу. — Осенью один из наших… вон, видишь, лысый, что хворост в костер подкидывает, Курохватом его кличут… Так он осенью попался замковым шавкам. Есть тут Замок Трех Ручьев, властителем там Сын Клана Спрута.
— Слышал, — кивнул Подранок.
— Вот в замковую темницу Курохват и угодил. А наша хозяюшка с двумя парнями пробралась в замок и вытащила Курохвата. Уж такая лихая — ну ничего не боится!
— А я знаю, кого она боится! — ухмыльнулся Гипаш.
— Кого? — заинтересовался Подранок.
— На постоялом дворе у Кринаша зимует певец, — хохотнул Гипаш. — Звать его Арби Золотое Жало, не помню из какого Семейства. Вот этого Арби атаманша обходит десятой дорогой.
— Так скверно поет? — предположил Подранок.
— Как поет — того не слыхал, а только втрескался он в нашу Уанаи до помрачения башки. Песни про любовь сочиняет, шляется по лесу — авось, мол, свидеться удастся…
— Хорош над парнем потешаться, — заступился Гвоздь за неведомого Подранку певца. — Забыл, как осенью нас шавки искали? Арби к ним в проводники нанялся, к замковым-то. Завел их в болото — еле выбрались. А сам сбежал и нас предупредил.
— Было такое, — признал Гипаш. — С тех пор наша чужеземная пичуга норовит с ним не встречаться. Мы как-то шли берегом — атаманша, я и Бурьян. Увидели издали: сидит на камешке Арби, щиплет струны лютни — не иначе как песню новую сочиняет. Уанаи встала, как в землю вбитая, да и говорит…
