А потом вдруг мир раскалывается оранжевой трещиной прямо у меня перед лицом. Трещиной прямо в ад, грохот которого швыряет меня назад, в пустоту, в ночь… Как будто меня стеганули по лицу стальные крылья гигантской птицы.
Еще одна вспышка. В этот раз я просто чувствую сильный удар в грудь, оглушающий и гулкий. И ощущаю, как что-то огромное, раскаленное, пылающее, звенящее, трещащее, твердое бьет меня в сердце. Я слышу хруст собственных ребер, они звучат, как треснувшая винная бочка. Я чувствую горячее и липкое на подбородке и шее.
Я умираю.
Господин полицай-гауптман Виктор фон Хаккль взглянул на меня с неодобрением. Неодобрение Виктора фон Хаккля, несмотря на то, что он практически никогда не выказывал его голосом, было яснее, чем свежеотпечатанная директива полицай-президиума на стене дома. Брови его немного приподнимались, отчего глаза становились круглее и удивленнее, губы же, напротив, плотно сжимались, образуя одно большое серое тире, нарушенное лишь черным костяным мундштуком в углу рта.
— Это… э-э-э… — он перебросил мундштук из одного угла рта в другой, то ли выигрывая время, чтобы сформулировать мысль, то ли будучи просто в замешательстве. — Вы привели… это сюда?
— Так точно, господин полицай-гауптман, — сказал я. — Мне показалось, это стоит продемонстрировать. Смотрите… Вот первая пуля. Попала немного пониже кадыка, прошла здесь, здесь… Выходное отверстие, чуть в стороне от шейных позвонков. Стрелявший находился на полметра ниже, поэтому входное…
— Господин обер-тоттмейстер, — медленно сказал фон Хаккль. — Вы привели мертвеца в мой кабинет, чтобы показать, что с ним произошло?
Ему не понадобилось много слов. Присутствующий в кабинете Антон Кречмер хмыкнул — достаточно явственно, чтобы я его услышал. И достаточно громко, чтобы я воспринял его как рекомендацию.
— Так точно, господин полицай-гауптман.
— Отлично. Просто отлично. Вы представляете, во сколько обойдется чистка ковров во всем здании?
— От него нет запаха, — сказал я терпеливо. — Арнольд не воняет. По крайней мере, не сильнее обычного человека. Живого человека, я имею в виду.
— Еще лучше. То есть у меня в кабинете стоит мертвец, который даже не смердит. Это действительно приятная новость. Как вы думаете, я рад ей?
Он не был похож на человека, услышавшего радостную новость. Но вопрос, кажется, носил риторический характер.
— Мой слуга является вещественным доказательством, — сказал я твердо, — поэтому его присутствие показалось мне необходимым. Демонстрация полученных им ранений указывает на то, что нападавший имел целью причинение смерти. Это не шальные пули.
