Ну, слава Богу, по крайней мере он хоть начал говорить как настоящий мафиози. Донна даже почувствовала некоторое облегчение, но не надолго. Сальваторе Даллас уже вальсировал по комнате и напевал:
- Глаза Техаса смотрят на тебя весь долгий день, - при этом её гость держал перед собой свою луковицу, и было похоже, что именно к ней он и обращался.
Она наблюдала, как он отмерял крошечные шажки своими туфлями из фиолетовой замши, плавно скользя между стульями и столами в этой громадной комнате. Тело крестного отца ещё не успело остыть в могиле, а эта фиолетовая обезьяна уже принялась вытанцовывать в его библиотеке. Ну что же, это послужит хорошим уроком старому остолопу. Подхватить ветрянку, и это в его то годы!
- Я слышала, вы занимаетесь живописью, мистер Даллас? - спросила Донна.
Он перестал танцевать, чем несказанно обрадовал хозяйку дома, потом присел на край стула и сложил руки на коленях, при этом на его лице появилось выражение смирения и покорности.
- Да, немного, - сказал Сальваторе, будто его только что поймали на месте преступления и теперь ему приходится раскаиваться в содеянном. Искусство дает мне свободу.
- Этого я не могу понять, - сказала Донна Белла и покачала головой.
Сальваторе Даллас начал долгое нудное объяснение, при этом он так тщательно и медленно выговаривал слова, словно объяснялся с годовалым ребенком.
- Если бы я был простым мафиози, то мне пришлось бы ходить в черном мохеровом костюме, черной рубашке и белом шелковом галстуке, но поскольку я - художник, то могу носить все, что мне вздумается. Полная свобода выбора, и никому не придет в голову меня осуждать.
Донна была поражена его рассказом.
- Это и есть твоя свобода?
- Для Техаса это не так уж и мало.
Правда, Донне Белле пришлось признать, что тамошние порядки не намного отличаются от местных. Разве эта продавщица в универмаге не старалась втолковать ей, какое платье следует носить в доме, а какое на улице, что годится для вечера, и что нужно надевать днем? По-видимому у неё были для этого какие-то основания.
- А что вы рисуете? - спросила она.
Он сделал широкий жест рукой, державшей луковицу.
- Все что угодно. Людей, коров, воду, нефтяные разработки и кучи мусора.
- А другие семьи ничего не говорят по этому поводу? - недоверчиво спросила Донна.
- Они не осмелятся. Я могу сделать их карикатурные портреты и развесить во всех коридорах музеев, - объяснил он.
- И музеи позволят тебе сделать это?
