Свернули с просека, пересекли еловую гриву, вышли к болоту.
— Вот оно — Самокатово. Ночуем здесь на краю, — решил Игорь.
Развели два костра для «лежанок». Когда дрова прогорели, жар и золу размели и на горячую землю настелили елового лапника. Под большой старой елью сложили рюкзаки. А солнце-то уже совсем низко. Пора на подслух!
Глухари на Самокатове токовали на крупных соснах и елях по островинам среди мохового болота с низкорослым корявым сосняком. Игорь повел товарища в южную часть тока чуть заметной стежкой, полузаросшей молодым мелким ельничком. Тропа то выскакивала на край леса к болоту, то пряталась за стеной старых огромных хвойных деревьев.
Шли охотники этой дорожкой с полкилометра на юг, а потом свернули вправо, в мох, и болотом перебрались на островок с несколькими десятками крупных сосен. Валерий остался здесь, а Игорь возвратился к кострам. Там он спустился в то же болото и перешел на остров метрах в трехстах от берега и чуть поюжнее.
Валерий сидел на толстой буреломине и слушал, как дрозды роняли свои задумчивые слова с вершин леса. То слышалось меланхоличное «Разбериссь-ка в жизни, разберисссь…», то вдруг дрозд бросал бодрый призыв: «Проведем! Проведем!», то предлагал куда-то «плыть, плыть, плыть».
И возгласы эти, хотя и слышался в них грустноватый оттенок, были полны весенним торжеством.
Охотник любовался угрюмой дикостью мохового болота, от которого, казалось ему, так и веет вечностью. И думал он о том, как подходит к суровым седым мхам могучий глухарь и его неожиданная, ни на что не похожая, ни с чем не сравнимая песня, шепчущая о далеких, далеких временах…
В безветрии ясного вечера необычайно звонко прозвучали трубы журавлей, грянувшие неподалеку… Другие протрубили где-то поодаль… откликнулись совсем далекие… А солнце уже ушло за лес, и сквозь кроны больших сосен яро багровел закат…
Вспомнился Валерию Агатов, шевельнулось благодарное чувство: «Как любезно было с его стороны пригласить на глухарей, на эту удивительную охоту, в такие чудные места!»
Шум громоздкого глухариного взлета прервал эти раздумья.
Валерий достал из кармана компас… И как будто нарочно, чтобы поточнее указать направление, глухарь громко переместился на другую сосну своей островины…
Стрелка компаса отметила: север.
Глухарь «прокашлялся», заявляя о своем намерении петь… и пока притих. Начало темнеть… Валерий, прикинув, что до глухаря далековато, песню не услышишь, спустился в болото и, стараясь, чтобы под ногами не чавкало, стал подвигаться на север… И вот донеслось: «Дэб!.. Дэб!.. Дэб
