— Нехорошо сделали, — сказали в кружке, ведущем забастовку. — Но что сделано, не уничтожишь.
И велено было: избитых стражников сдать в больницу, а мертвого урядника отвезли в экономию.
Рано утром на площадь пришел сам Ильенко и с ним нотариус Стриж-Загорный.
— Чего хотите? — сказал Ильенко.
Александр Пархоменко спросил:
— За землю по банковской задолженности сколько уплачиваете?
— Два рубля.
— Подтверждаете? — спросил Пархоменко у нотариуса.
— Подтверждаю.
Крестьяне посоветовались, и самый старый сказал:
— Так вот, барин, будем платить тебе два с полтиной. Два рубля будешь ты вносить в банк, а полтинник останется тебе на прожитие.
Ильенко начал торговаться, и торговались до обеда. Сначала он запросил одиннадцать рублей. Мужики прибавляли по копейке. К обеду сошлись на двух рублях восьмидесяти трех копейках. Нотариус написал договор. Вторым пунктом стояло условие, что помещик не может повышать арендную плату, пока земля не перейдет к государству.
— Поставим лучше: вовеки веков, — сказал нотариус. — А то к государству… Утопия!
— Утопят, да не нас, — сказал самый старый. — Ты пиши, пиши, раз рука идет.
Волостной писарь приложил печать к договору. Подписались Ильенко, нотариус Стриж-Загорный, братья Пархоменко, волостной староста и трое крестьян.
Помещики шли к купальням. Рабочие выгоняли скот из хлевов. Кухарки сбивали сливки «на третье». Старики крестьяне советовались, куда бы подальше и покрепче спрятать договор. Кружок, ведущий забастовку, решил, что раз нет сообщения из города, значит, восстание в Кронштадте и Свеаборге подавлено и всеобщая забастовка отложена. Что же, надо опять ждать, собирать силы, учиться. Жизнь — не расписание поездов.
Крестьяне готовили торжественные проводы агитаторам. Вася Гайворон вычистил велосипед и говорил, посмеиваясь:
— Буду я помнить эту ожину. Дальнейшего горя не предвидится, Иван Яковлевич?
— А ты сам посматривай.
На прощанье, встав последний раз на стол, Александр оказал крестьянам:
— Будут спрашивать, отвечайте, что слушались во всем Пархоменко. Мы-то выкрутимся, а если на вас упадет вина, — плохо. Мы получим каторгу — освободимся, не к тому дело идет, чтобы сидеть на каторге вечно. А если нас расстреляют, то помяните добрым словом: за общее дело погибли.
Толпа проводила Ивана за Донец. Его перевезли в лодке, украшенной ковром. Старики благословили его «на трудную жизнь» и поцеловали крепко.
А за Донцом ждала бричка. Но Вася Гайворон пожелал «ехать» на своем велосипеде.
