— Слушаюсь!
Половой мгновенно исчез в темном полуподвале, откуда веяло приятной кисло-сладкой прохладой квасных погребов.
Разговор с Рябушинским все не шел из головы. «Народ освободит себя сам». Любит Павел Павлович загнуть что-нибудь этакое, апокалиптическое. Бахрушин вздохнул. К слову, последнее время все помешались на страшных пророчествах. Даже жена Наталья все знамения находит. Вчера только утверждала, будто Апокалипсис начался и конь бледный уже в пути.
Несчастный взгляд Бахрушина задержался на разносчике пирожков.
— Поди сюда! — крикнул Николай Павлович.
Жилистый белокурый парень тут же подскочил к нему, отвернул серую, еще довольно чистую домотканую холстину.
— С ливером, мясом и кашей, яйцами и капустой, яблоками и вареньем, — бойко характеризовал он свой товар.
Бахрушин взял один с яблоками, один с вареньем. Откинувшись назад, на мягкую кожаную спинку летней пролетки, стал кусать попеременно то один, то другой пирог, тупо таращась перед собой.
— Вот-с! Самый холодный, наилучшего розлива, — раздался голос полового.
Взяв с подноса кружку грушевого, Бахрушин жадно выпил квас, не отрываясь. Тут же принялся за вишневый. Но прохладные, пузырящиеся, как шампанское, квасы не утолили жажды, еще пуще распаленной пирожками.
— Повтори, — коротко приказал Николай Павлович.
— Сию миниту-с, — поклонился половой и, сунув поднос подмышку, снова исчез в прохладной темноте лавки.
Тоскливый взгляд Бахрушина скользнул вдоль Никольской и задержался на другом разносчике — тот ловко и быстро крошил прохожему купцу средней руки жареные мозги. Посолив мелкие кусочки, завернул их в плотную бумагу и подал вместе с дешевой деревянной ложкой-лопаткой.
Когда квасник вернулся с новой порцией грушевого и вишневого, Николай Павлович уже жевал мозги. Без всякого аппетита, быстро клал их в рот и глотал. От соленого пить захотелось вновь, будто и не было прежних двух получетвертных кружек.
Жадно выпив квас, Николай Павлович расплатился с половым и откинулся назад, тяжело дыша.
«Что это я, в самом деле? Вроде только из ресторана», — с тоской подумал он, поглаживая раздувшийся живот. Казалось, нитки, что держали пуговицы жилета, вот-вот треснут.
От съеденного навалилась сонная дремота, и тревога, грызшая Бахрушина с самого утра, притупилась. Морщась от боли в распертом желудке, когда под колеса «эгоистки» попадались камушки, Николай Павлович погрузился в тяжелую дрему. Вскоре он совсем забыл о встрече с Рябушинским, целиком сосредоточившись на неприятных внутренних ощущениях. Стало тяжело дышать, воздух казался жарким и душным, пуще прежнего взыграла жажда. Захотелось погрузиться в один из прохладных минеральных источников Баден-Бадена и подставить рот под ледяную струю целебной воды. Больше Бахрушин не мог думать ни о чем. Даже о предстоящем разговоре с тестем.
