Вы скажете: у них есть телевизоры! Но что, ответьте, может предложить вольному народу наше современное телевидение?
Не этих же странной наружности американских поп-звезд и столь же странных шведских?
А новости, программы международных новостей?
Нет, какие уж тут могут быть новости!
Для забытого всеми народца пешеходов не существует по-настоящему ни новостей, ни развлечений.
Они свое отработали, и весь их труд, все их терпение превратились словно по мановению руки злого волшебника в одну пустую тишину. Никто, конечно, на такое не рассчитывал. Или, может быть, кое-кто все же рассчитывал? Может, все это было рассчитано заранее, очень тщательно и рационально, и только беспечные землепашцы, прохлаждающиеся теперь в тени рощ, отказываются в это поверить? Трудно сказать. Пешеходы, во всяком случае, не в состоянии идти в ногу со временем, они не поспевают за ним и отказываются понимать его точно так же, как отказываются переезжать отсюда в другие места.
Да, вот такой, поистине великой, может быть привычка к какому-то гектару каменистых пастбищ и полей. Люди могут любить даже невозможный заброшенный в лесах клочок земли.
Современному человеку трудно это понять, потому что он считает, что все здесь в прошлом было так, как сегодня. Мы просто не в состоянии представить себе ничего другого.
Но не всегда жизнь здесь была такой, как сегодня.
Хотя… Нужно принимать жизнь такой, какова она есть.
— Нужно принимать жизнь такой, какова она есть, — сказал Густафсон сестре, когда вернулся домой и снова сидел у себя на кухне. — Не думал я раньше, что мы будем жить так. Раньше будущее казалось другим. А сейчас и будущего нет. Стало тихо. А почему? Никто не знает. Чего-то мы недоучли, и никто нас на этот счет не просветил.
Вот так, Эльна! — сказал он, повысив голос. — Я закрыл свою лавочку и не приму больше в починку ни одного башмака. Я свое отработал, а на жизнь нам все равно хватит!.. Не знаю только, к чему мне завтра приложить руки?.. Первым делом, конечно, сколочу почтовый ящик. Обычный ящик нормального размера. По-том повешу его на столб у шоссе в подходящем месте. Еще надо бы прибить к столбу что-то вроде вывески или дорожного указателя. А то ведь, когда все в наших местах еще больше переменится, никто и знать не будет, где мы живем.
— И Выселки будут принимать за какой-то памятник старины, — подхватила Эльна.
Эти ее слова скоро вспомнятся Густафсону.
Они вспомнились ему, когда, смастерив новый почтовый ящик, он выпилил из фанеры стрелку дорожного указателя и положил ее на верстак. Густафсон уже занес над ней кисть, чтобы написать ВЫСЕЛКИ, как вдруг вспомнил, что хутор-то так не называется. Выселки — это прозвище.
