Приятель Петтерсона восхищенно замер, любуясь парнем, а потом смеясь сказал:
— Черт возьми, Петтерсон. Ей-богу, мне сейчас захотелось стать девкой.
Это была Швеция. Швеция была в нескольких бескорыстно брошенных легких словах.
Швеция — это скромное желание, высказанное летней ночью.
Петтерсон улыбнулся. Он посмотрел на грудь, ноги и бедра Аниты.
— А я, я хотел бы стать сейчас тем типом, — вслух сказал он. — Давай до дна, выпьем эту ночь!.. Но будем пить ее спокойно и долго… Мы — последние.
— У тебя, наверное, было немало таких ночей чя том холодном озере, откуда ты родом? — сказал Петтерсон. — Или не было? Что такой больше не будет — ясно.
Петтерсон отхлебнул глоток из фляжки и передал ее Аните.
— Знаешь, иногда мне хочется нюхать табак, как это делали парни в старину. Представь себе: мы возвращаемся с танцев. Танцплощадка уже далеко, но до нас доносятся оттуда звуки оркестра. Я немного пошумел там, когда очищал площадку от подонков из соседней деревни. У меня в кармане кисет с табаком, а под глазом здоровенный фонарь… И ты, что идешь рядом, любишь меня.
— Я люблю тебя, — сказала Анита.
— Нет, тебе это кажется, — сказал Петтерсон. — Это действует на тебя летняя ночь. Твоя способность критически мыслить отказала под воздействием белой луны и обычной водки.
— Это все равно.
— Чертова лодка протекает! Возьми ковшик!
— Разве это не все равно? Я тебе не нравлюсь?
— Я-то, — сказал Петтерсон. — Я люблю тебя. Но это не все равно. Ты для меня что-то вроде праздничного колокольного звона. Нашу постель должны бы устилать старые праздничные программки Дня шведского флага.
— А постель из мха тебя не устроит? — засмеялась Анита. — Ты будешь любить меня на постели из мха. И не говори, что я напоминаю тебе звон колоколов. Я не напоминаю тебе ничего. Ничего из того, что ты видел или слышал… Это действует на меня лунная ночь. До нее меня не было.
— Ты напоминаешь мне плетеную корзину, полную зимних яблок, — сказал Петтерсон. — И еще бочонок меда… Нам придется спать на мокром от росы одеяле.
— На мхе.
— В этих местах много любили, когда здесь жили люди. У Юсефы было двадцать детей… Ты не мерзнешь?
— Немного.
— Поплывем домой?
— Не домой, — сказала Анита. — Греби вон туда!
Петтерсон сделал несколько гребков в направлении, которое указала Анита.
— Возьми фляжку! — сказал он.
Петтерсон работал веслами медленно и тихо. Он вез в лодке женщину.
— Мы не можем оставаться здесь дольше, — сказал он. — Это было бы нехорошо по отношению к старикам. Мы для них что-то вроде свалившегося на голову приключения и можем зря растревожить их, вывести из равновесия.
