— Я пойду подгоню машину, — сказал незнакомец. — А потом предлагаю обмыть покупку.
И он пошел за машиной.
— У вас здесь красиво, — сказала одна из дам. — И сад очень аккуратный.
— Это сад Эльны, — сказал Эриксон. — Она все время возится в нем со своей морковью да с цветами. Но даже такая работа иногда ей не по силам. У нее камни в почках. Теперь, после того, как сапожник закрыл мастерскую, он будет помогать ей в саду. Он у нас свое отработал.
— Он всю жизнь был сапожником?
— Да, он чинил обувь с самого детства. Его отец держал мастерскую, и Густафсон начал работать рано.
— Как же все-таки он сводил концы с концами? — спросила другая дама.
— У сапожника всегда было много работы, — сказал Эриксон. — Сначала он сам делал ботинки и тачал сапоги, но потом и обувь и материал стали другими. Когда появились резиновые сапоги, он сразу потерял много заказов. Но он продолжал чинить обувь, как раньше. Всего несколько лет назад он как-то зимой сшил дамские сапоги. Зимой-то работы мало. Снег не так сильно изнашивает обувь. Еще он чинил и мастерил конскую сбрую, пока лошади в округе не перевелись… Он и волосы людям стриг. Совсем как парикмахер.
Эриксон не знал, зачем он рассказывает обо всем этом. Но ему хотелось как-то защитить сапожника.
— Было время, когда люди не выбрасывали обувь, — добавил он.
— Вы тоже всегда здесь жили? — спросила дама.
— Да. Не так уж много мы повидали.
— Телевидение, наверное, явилось для вас событием?
— Нет.
— Но вы служили срочную службу в армии? — спросил приятель незнакомца.
— Мы не служили. И сапожника и меня освободили от службы из-за того, что мы были единственными кормильцами в семьях. Тогда-то нас было здесь много; Самое большее в одно время здесь жило человек сорок.
— Ой! — удивилась дама.
— Так и было.
— И вы все жили на доход от клочка земли и маленькой мастерской?
— Теперь бы не смогли жить, а тогда жили. Дама задумалась. Потом спросила:
— Вы голодали?
— Нет, — ответил Эриксон, — мы не голодали… Но те, кто жил на хуторе до нас, голодали. Нам рассказывали про голод… Но сами мы не голодали. Эриксон немного помолчал.
— А в городе в то время голодали, — добавил он наконец.
Подъехал на своей машине незнакомец, и сапожник аккуратно связал дорожки в один тюк.
Потом незнакомец налил каждому из стариков по рюмке водки. Сами приезжие выпить не захотели, но приятель незнакомца передумал и сказал, что чокнется со стариками. Густафсон сбегал для него за рюмкой.
Старики стояли, держа каждый свою рюмку, и не знали, что сказать.
