Ему доводилось видеть — и останавливать — мужчин, которые не обращали внимания на женское «нет». Он не желал несогласной женщины, он хотел страстную и щедрую любовницу. И еще… Как узнать, уступила ли она по своему желанию или решила, что должна доставить удовольствие хозяину? Вот незадача — Уиклифф заботится о чувствах девчонки! Он первый из рода задумался об этом. Хотя есть способы определить, насколько податлива будет дама. Он чуть улыбнулся. Подождем.
Оттолкнувшись от дверного косяка, он вошел в комнату.
— Чем еще могу служить, ваша светлость? — спросила Элиза чрезвычайно чопорно и вежливо.
И это в тот момент, когда у него такие грешные мысли. Забавно.
— Я пока так и не нанял камердинера.
Этот слабак Олдерсон действительно сбежал от него в Греции и вернулся в Англию. Уиклифф заботился о своем костюме и брился самостоятельно так давно и долго, что не спешил нанимать нового камердинера.
— Я знаю, ваша светлость.
До чего странно слышать «ваша светлость» или «Уиклифф». Он еще не воспринимает это как собственное имя.
— Отсутствие камердинера означает, что тяжесть раздевания ложится на меня самого, — пояснил он.
Горничная скрестила руки на груди — ее роскошный бюст приподнялся от этого движения — и посмотрела на него с явным пренебрежением и недоверием. Улыбнувшись, он продолжал:
— Учитывая мое благородное положение, невозможно ожидать, что я сам стану делать эту лакейскую работу. Отвечая на ваш вопрос, скажу: да, мне понадобится ваша помощь.
— Я к вашим услугам, ваша светлость, — без запинки ответила горничная.
Дерзкая маленькая проказница.
— Ну так помогите мне снять костюм. — Уиклифф чувствовал себя ослом, пока ее глаза не потемнели и с губ не слетел едва слышный вздох.
— Да, конечно, ваша светлость, — прошептала она.
На ее губах играла улыбка, говорившая: «Вы мне за это заплатите, сэр». Уиклифф хорошо знал эту улыбку. Так улыбаются женщины по всему миру — от лондонских бальных залов до гаремов и островов Океании.
Сладкая обольстительная мука вот-вот начнется.
Сначала Элиза провела ладонями по его плечам и груди. Он не носил галстука, не считая нужным утруждать себя завязыванием на шее куска ткани замысловатым узлом. Сюртук, пропахший сигарным дымом, он оставил в библиотеке.
Маленькие руки скользнули по пуговицам жилета.
Ее глаза поймали его взгляд. Голубые, как океан. В свете нескольких свечей их голубизну было не разглядеть, но он хорошо помнил их цвет.
Одна пуговица расстегнута.
