Снег, собаки и вороны | страница 44
Старик сидел среди нас, его сыновей, братьев и друзей, и был счастлив и радостен. Никогда в жизни не приходилось мне видеть человека, испытывающего такое блаженное состояние. На закате в последний раз обнял он каждого и заплакал. Ночью начался новый приступ, и так, с улыбкой счастья, он навсегда закрыл глаза…
Снег на дворе шел не переставая.
Тело старика снесли в анатомический зал.
Ручей
За спиной раздался голос жены:
— Ну что, пойдешь на работу?
— Да.
— А нельзя не пойти? Ты сегодня такой усталый…
— Нет, надо идти…
— С утра на работу, вечером на работу… что это за жизнь?
Отвечать не хотелось. Тело было налито тяжестью, переполнено вялостью и тошнотой… Дверь медленно закрылась, усталые ватные ноги машинально понесли его вперед.
На дворе было неприютно и холодно. Беспорядочные клочья серых облаков закрывали небо. Сухие листья крошились под ногами: «Хешшаш… шаш». Этот звук вызывал в нем дрожь.
Людей не было видно, и улица, вся в осенних листьях, казалась заброшенной. Он ощущал какое-то беспокойство и смятение, в голове царил хаос.
Бремя тридцати пяти лет, а особенно восьмилетнее сидение за блестящими полированными столами, пригладили и упорядочили его мысли, выработали солидную манеру держаться, холодное и отчужденное выражение лица. Размеренная жизнь, положение и чин развили в нем безразличие ко всему на свете. Но сегодня утром, когда старый приятель прокричал ему в телефонную трубку: «Негодяй… эгоист…» — и сообщил, что Парвин погибла, он почувствовал себя выбитым из колеи.
В кабинете шло совещание, начальник раздраженно говорил:
— Никто не соглашается ехать… у каждого отговорки, даже фельдшер не едет на прививки: «У меня жена, дети…»
Заговорил один из сотрудников, тот, что сидел рядом с начальником и по своим внушительным размерам был вполне под стать ему:
— Ва Алла, я бы тоже не поехал, если б мне предложили, ни за что не поехал бы… Там же холера! После свежей прививки и то только сорок процентов гарантии не заразиться.