Вчера, когда Сирус ушел и в комнате никого не было, мать что-то горячо доказывала отцу, а тот кивал головой и улыбался. Насер подошел к дверям и стал слушать. Он не совсем понимал смысл разговора. Родители часто повторяли имена Маниже и Сируса и спорили, «брать или не брать» Маниже.
Насер не понимал, что совершила Маниже, за что ее надо «брать»? Как они это будут делать? Может быть, поэтому у нее сегодня плохое настроение, думал он.
В соседнем дворе вдруг раздался крик Бахмана:
— Пусти, я не хочу. Да, вот буду, буду назло делать!
Он вспомнил, что Бахман повторял это «назло», несколько дней назад. Когда Насер зашел к ним поиграть, Бахман с грустью сказал:
— Знаешь, мама так придирается к нам… Вчера не пустила к тебе играть.
— Да, сама пошла к вам, а нам не разрешила, — добавила Судабе.
— Кричала на нас…
— И ругала: «Дети не должны все время торчать в чужом доме, не должны своевольничать!»
— Она сказала: «Не должны таскаться по чужим домам»…
— Мы совсем не хотели «таскаться»…
— Мы хотели поиграть.
— Потом она взяла и пошла к вам одна…
— А мы остались играть.
— В свадьбу играли.
— Я был жених… Суди — невеста.
— Плохо было играть…
— Плохо…
— Мы совсем не пели, не плясали, не смеялись совсем…
— Потом за мамой ушла Маниже, а нас не пустили…
Со двора соседей неслись крики Бахмана:
— Вот назло буду!.. Не хочу… не хочу!
«Да, наши родители сердятся на нас… Поэтому они строят стену, чтобы мы не могли играть вместе… Теперь я знаю, — с тоской думал Насер, — это нам назло».
Его позвали. Он отошел от окна. Мама сидела у себя перед зеркалом. Когда она собиралась на свадьбу или в гости, то садилась перед зеркалом и начинала разукрашивать себя, как куклу. Черным обводила глаза, красной помадой — губы, накручивала волосы, белым кремом покрывала лицо, розовым щеки, потом надевала красивое платье и душилась. Насер тихо подошел к ней:
— Мама!
— Что? Папа пришел? — спросила она не оборачиваясь.
— Нет.
— Как только придет, позови меня.
— Куда вы уходите?
— На смотрины.
— Я тоже хочу с вами.
Мать с удивлением посмотрела на него:
— Куда с нами?
— На смотрины. — вот как?.. Куда еще ты хочешь пойти, а?
Насер смолк. По тону матери он понял: просить бесполезно, его не возьмут. Но что-то сидело в нем, что-то сверлило его. Он не решался сказать, но и не мог дольше хранить это в себе. Он переминался с ноги на ногу, поглядывая на ярко накрашенное лицо матери, и наконец не выдержал.
— Мама!
— Что, милый?
— Зачем это они строят стену, разделяют наш дом и дом Судабе?
