Я взял лампу из ее рук и вышел вслед за отцом. Тетушка Асмат смолкла. Кругом темно, тихо. Подошли к двери во двор — заперта на засов. Словно человек стоит, заведя руки за спину. Стоит и вроде насмехается; чего это мы всполошились…
Тетя Асмат лежала в обмороке, на губах — пена. Матушка стояла у ее изголовья, она замахала на на; руками, приказывая выйти. Мы вышли, и Ахмад увязался за нами. Глаза горят. Жмется ко мне. Мы идем друг за другом. Холодно, даже дыхание перехватывает. Поднимаемся и медленно обследуем комнаты. Лампа отбрасывает неровную тень, и мне чудится, будто кто-то прыгает от стены к стене, прячется в темных углах, пережидает за зеркалом, проскальзывает за занавески.
Отец шагает, не отрывая глаз от зыбкого язычка лампы. Он весь сжался, как мяч, и словно ждет удара. Рядом со мной семенит маленький Ахмад, стиснув в мокрых ладонях мою руку, возбужденно заглядывая в мои глаза. Когда его тельце в страхе прижимается ко мне, на душе становится горячо и я ощущаю новый прилив сил. Я чувствую себя самым храбрым, самым смелым. Я шагаю и как будто даже ничего не боюсь, но сердце так и падает вниз от каждого звука.
Наш Хадж-ага идет медленно и осторожно, будто по краю пропасти, в которую можно угодить, если не быть на чеку. И его шаги кажутся скорее медленным отступлением, нежели движением вперед. В желтом свете лампы лицо его выглядит странным. Одутловатые щеки, вытянутые трубочкой губы, из которых со свистом вырывается дыхание. Когда мы осматриваем буфет и заглядываем за занавески, свист становится особенно отчетливым.
В гостиной все перевернуто. Ковер наполовину скатан. Занавеска сдернута и брошена на пол и на ней в кучу свалены вазы, пепельницы, кропильница, сосуды с розовой водой, подносы, каминный экран и скатерти. Стеклянная дверца буфета, где хранилось серебро, неловко выбита, но там, кажется, все цело. Матушкины вещи в шкафу все на месте, на месте и ее шкатулка с серьгами и браслетами. Воры, видно, очень спешили, они кидали в кучу все, что попадало под руку.
Мы обошли комнаты и двор, потом вернулись, поднялись на чердак и тут обнаружили на лестнице пятна крови. Пятна были совсем свежие и блестели, как живые существа. А наши ноги наступали на них и растаптывали, словно каких-то насекомых.
Первым заметил эти пятна Ахмад. Он нагнулся и тронул одно, а потом поднес палец к лампе. Я увидел кровь и вздрогнул. Подняв повыше лампу, я старался обходить блестящие кружочки крови. Когда же нога попадала на них, мне даже чудился слабый писк.
