Мой дивный рисунок весь красный — покраснел, бедненький, от стыда за меня, вероятно, — с физиономии моей течет, с Любиной тоже, ее тетрадь также оросило, на полу лужа, на учительском столе и журнале красные кляксы — скандал! Слава Богу, Юлия Григорьевна цела и невредима. И ведь надо же, чтоб это именно на ее уроке случилось! Отчего не на арифметике? Краснокожке пользительно было бы душ принять. Это уж называется «не везет»… Сколько смеху было — и не передать, просто за бока держались. Люба немножко сокрушалась, что ей так тетрадь разукрасило, но потом успокоилась — все равно ведь уже конец сезона.
Но как квас стреляет, подумайте только: где я, а куда пробку отбросило — к Сахаровой! Впрочем, вы не знаете, где она сидит, — на противоположном конце класса. И прямо это ей по носу ударило. Ну, думаю, шишку набило — нет, ничего! А у нее, у бедной и так уже украшение — лоб зашитый. Не знаю отчего, очень меня это интересовало, но неловко же так прямо спросить: «Отчего, мол, тебе лоб зашивали?» Ну, я обиняками разными рассказываю ей, как сама часто хлопаюсь и то там, то там что-нибудь да расквашу.
— А ты? — спрашиваю.
— Нет, я, говорит, падала много раз, но шибко никогда не разбивалась.
Значит, так, верно, и родилась с зашитым лбом.
Прихожу домой; у нас доктор, Володю осматривает. Сказал, что теперь все хорошо и ему можно со следующего же дня начать гулять. Я прохожу, a Володька шепчет:
— Новость, Мурка, рада будешь, то есть как никогда.
— A что?
— Потом, когда доктор уйдет.
Опять жди! Хочу пройти, a тут мамуся меня остановила.
— Будьте так любезны, доктор, пропишите что-нибудь моей девице, a то она побледнела у меня за последнее время, да и голова с утра иногда болит.
Это правда, у меня с чего-то голова разбаливаться стала.
Взял доктор меня руками за голову и ну тянуть за нижние веки, a потом зачем-то зубы смотреть стал.
— Небольшое малокровие, и нервна девица немножко. Поскорей весной на воздух. И овес давайте ей пить.
Ишь чего надумал — овес пить! Еще сеном кормить начнет. Володька, как услышал, обрадовался, дразнится теперь:
— Смотри, Мурка, еще ржать начнешь. Тетя не ошиблась ли, не позвала ли по ошибке ветеринара? Что-то у него приемы больно странные: первым делом в зубы смотреть, потом овса засыпать велел.
— Ну, ладно, поехал. Скажи лучше новость.
— А новость важнецкая — наследник родился.
— A мне что? Был один, теперь два будет.
— Да ты думаешь, у кого?
— Да понятно, не у тебя, a у государя.
