Все кругом рассмеялись, даже сама Спешнева. Она уж теперь просохла, и злость с нее вся сошла.
Так дело и кончилось, но Женюрочка обещала следующий раз за «такие глупые шалости» из поведения сбавить. Ни-ни, не сбавит, слишком она меня любит. Вот если бы я налгала, намошенничала, тогда другое дело, a за это — «ни в жисть», как говорит наша Глаша.
Вечером к нам пришли Боба, Женя, Нина, Наташа и Леонид Георгиевич с тетей — в «тетку» играть. Знаете, новая карточная игра, в нее все теперь играют, — мода, даже и я умею. Ну, играли себе, a потом за чаем стали говорить о нашем юбилейном вечере, о стихах… Да разве я помню, о чем шесть человек говорило, да еще таких болтливых человек! Знаю только наверняка, что о стихах речь шла, в этом-то вся и загвоздка. Женя и обращается к мамочке:
— Наташа, почему ты нам никогда своих произведений не покажешь?
Я обрадовалась.
— A у мамочки, — говорю, — целая толстая синяя тетрадка есть.
— А тебя спрашивают, егоза? — смеется мамуся.
Тут как пристанут все: «покажи» да «покажи».
Нечего делать, принесла мамуся тетрадку и сама же вслух читать стала. Кое-где сплутовать хотела, пропустить, но не тут-то было, всё заставили прочитать.
— Да это грешно, Наташа, под замком держать такие сокровища, надо отдать в печать.
— Мои стихи? В печать? Да вы смеетесь! — говорит мамочка.
Пристают к ней: «снеси» да «снеси» в какую-нибудь редакцию.
— Чтобы я срамиться стала? Ни за что! — отнекивается мамуся.
— Ну, не хочешь, дай, мы сами снесем, — просят они.
Наконец уломали мамочку.
— Ну, несите, только фамилию свою я зачеркну, не хочу позорить весь наш славный род.
A что, мамусенька? Ведь я говорила, что надо напечатать! По-моему и вышло! Все вот говорят: «Талант». И сказки надо, непременно надо в оперы переделать.
Господи, какая я счастливая, что у меня такая умная мама, и хорошенькая, и добрая! Хоть бы мне чу-у-уточку быть на нее похожей!
Да, какую Леонид Георгиевич странную штуку рассказывал: был у них в министерстве юбилей какого-то господина, так отгадайте, что сослуживцы ему поднесли? Никогда не отгадаете, хоть сто лет думайте: адрес [61]! Понимаете, aдрес! А? Ничего себе?! Чей именно — наверняка не знаю: его ли, или каждый свой собственный. Скорее, каждый свой, потому что едва ли старикашка тот не помнит, где сам живет. Но все равно, глупо! Да еще золотыми буквами написали, и каждый свою фамилию внизу нацарапал. Ну, подарочек! Уж умнее было ему просто книгу «Весь Петербург» поднести, там по крайней мере все решительно адреса есть.
