— Неиспытанное? — влезаю я, задергавшись в ремнях. И тут же жалею об этом из-за панической нотки, проскочившей в моем голосе; Генерал лишь скривляется. А доктор Ану одаривает успокаивающей улыбкой.
— До сих пор у нас не было ни одного Гвардейца, чтобы провести испытания, так что, да, неиспытанное. — Док весело пожимает плечами, весь в возбуждении от возможности протестировать свое хитроумное изобретение. — Но теоретическая база у него очень надежная. Из всех чистокровных в Вашингтоне ты ближе всех по возрасту к этой девочке, что позволит ее памяти «загрузиться» более гладко. Твой мозг «обработает» память Гвардейца, как изображение, полученное через ее глаза. Сомневаюсь, что твой отец вдруг захотел бы, чтобы его единственный сын очутился в теле маленькой девочки, мда?
Отец свирепеет, на что доктор Ану оглядывается через плечо:
— Просто шучу, Генерал. У вас хороший, сильный сын. Очень храбрый.
Очень храбрым я сейчас себя точно не чувствую. Я наблюдал, как сразили Первую — она и при жизни-то была едва способна постоять за себя, а уж после смерти тем более стала безвредна. И все же… быть подключенным к ней? Во мне снова поднимается то чувство тревоги, которое я ощутил в самолете, уносящем нас из Малайзии. Поэтому я уже готов предложить доктору Ану в качестве добровольной подопытной свинки Ивана, но вовремя прикусываю язык.
Иван наслаждался, наблюдая за смертью Первой; это все, о чем он был потом способен говорить. У меня же, от одних лишь мыслей об этом, начинают дрожать руки. Заставляю себя успокоиться. «Адамус, кончай вести себя как последний трус». Это большая честь — то, чем мне надлежит гордиться.
Стараюсь не пялиться на труп девочки, пока Ану опускает с потолка над стулом какой-то металлический, оплетенный проводами цилиндр, выглядящий, словно деталь космического корабля. Большинство проводов от цилиндра подсоединены к шлему Первой. Ану замирает, прежде чем опустить цилиндр на мою голову, и внимательно смотрит на меня сверху вниз.
— Ты почувствуешь легкий удар током, — задумчиво тянет он. — Может быть даже заснешь на несколько минут. Ну, а когда проснешься, сможешь рассказать нам, что она знала об остальных Гвардейцах.
Оказывается, свободная рука Ану лежит у меня на плече, крепко его сжимая.
Еще пару дней назад моей самой большой головной болью было, как упростить текст домашки, чтобы она сошла за работу Ивана. С тех пор мне довелось своими глазами увидеть могадорских воинов, в одного из которых я, по идее, должен со временем вырасти, и я не уверен, что это мое. Сейчас мне приказано ненадолго разделить сознание с моим заклятым врагом. Знаю: этого желает мой отец, и если аппарат сработает, это принесет почет моей семье. И все же… Не хочется признавать, но я боюсь.
