— Что у тебя в понедельник?
— Ничего! Должна прийти одна клиентка, Макарова, раздел дома, но это не срочно.
— Ты ей назначила?
— Я же говорю, это не срочно. Дело на конец сентября поставили. Риммочка, милая…
— Но во вторник быть, — строго сказала Римма. — Никакой нелётной погоды, ни задержек рейсов…
— Умру, но буду! — И в порыве благодарности громко чмокнула Римму в щеку. — А ты сегодня прелесть как хороша! Тебе идёт эта причёска.
— Подхалимничаешь?
— Клянусь! Особенно вот так, в профиль, — коснулась она Римминого подбородка. — Ужасно идёт!
Римма с неудовольствием отодвинула её руку, а самой подумалось, что именно в профиль к Павлу будет сидеть она в машине. Оставшись одна, взяла было зеркало, которое давала утром женщине с мясокомбинатовской брошкой, но помедлила, усмехнулась и убрала его в стол.
Павел довёз её до тюрьмы — теперь её именовали следственным изолятором — и, пообещав вернуться минут через сорок, поехал за Наташей.
Разговора не получилось. Качманов по–прежнему стоял на своём: к Иванюку зашёл случайно, повздорили из‑за ерунды — теперь уже не вспомнить, — и вот все так кончилось.
— Из‑за ерунды покалечили человека?
— Я не собирался калечить.
А ручищи — во, такими и убить недолго.
— Но все же какие‑то были причины.
— Он слишком много говорил.
— Что он говорил? — быстро спросила Римма.
На сейфе у зарешеченного окна стоял кактус. Качманов не спускал с него взгляда. Силой и прямотой дышало его крупное лицо.
— Не помню. Я же говорил вам, что подробностей не помню.
— Но суд все равно попытается восстановить их. Без этого невозможно определить меру вины.
Губы Качманова приоткрылись, — словно примериваясь, сперва мысленно произнёс вопрос и лишь потом повторил его вслух:
— Зачем? Я ведь признаю свою вину.
— Этого недостаточно. Признание подсудимым своей вины не есть ещё её доказательство. В судебной практике сколько угодно случаев, когда люди оговаривают себя.
С простодушным недоумением посмотрел он на адвоката.
— Зачем они это делают?
Римма бегло улыбнулась — не наивности Качманова, а другому, доброму, что уловила в его словах.
— Причины разные. Например, из‑за боязни скомпрометировать кого‑то.
Тотчас замкнулось его лицо.
— Меня это не касается. Я ничего не боюсь.
— Я это поняла, — сказала Римма. — Познакомившись с вами, я поняла, что во флоте служат люди смелые. Немного горячие, может быть, но это скорей достоинство, чем недостаток.
— Во флоте тоже дряни много.
— Почему — тоже?
Качманов усмехнулся. На слове ловите? Что ж, ловите. Сказал:
