— Пьёт?
Женщина вскинула глаза, уже завлажневшие, и в них мелькнуло что‑то детское.
— Да… — пролепетала она. — Да.
И вдруг губы дрогнули и некрасиво растянулись; дёрнулся нос. Римма знала это мгновение. Ещё чуть–чуть, и будут не юрист и клиент, который пришёл за деловым советом, а две женщины, две рассопливившиеся бабы. Спросила — отрывисто и сухо, как кнутом стеганула:
— Давно живёте?
Женщина взяла себя в руки.
— Семь лет.
— А пьёт сколько?
— Как теперь если — три года.
С мольбою смотрела на адвоката, словно та сейчас же, не сходя с места, могла исцелить её горе. Римма отвела взгляд. О детях спросила. Один ребёнок, девочка, четыре года…
— Как он относится к ней?
Долгое молчание… Сложно относится, поняла Римма. Любит, но даже ради неё, дочери, не в силах обуздать себя. Как это знакомо ей! — по собственному невесёлому Детству.
— Он любит её, — решилась наконец женщина.
Мельком улыбнулась Римма точности своей догадки.
До чего же похожи между собой несчастные семьи, а Толстой говорил — они разные! Чуть ли не дословно знала она, что последует дальше.
— Целует, когда пьяный… Пальцем ни разу не тронул. — Изо всех сил боролась она с подступающими слезами. Римма не помогала ей. — Но ведь он каждый день… Грязный, как свинья… — Она кусала губы, забыв с непривычки, что они накрашены. — Ввалится и лежит в углу. А она… Она…
Римма холодно прервала её:
— Вы размазали губы.
С недоумением, медленно подняла женщина мокрые глаза.
— Что?
— Губы размазали, — повторила Римма и вынула из стола зеркальце. — Он пробовал лечиться?
— Нет, — тотчас, с какой‑то даже радостной готовностью ответила клиентка, словно именно этого вопроса и ждала все время. — Я предлагала, но он и слушать не хочет. — С надеждой смотрела она в её очки. — Он не считает себя алкоголиком.
Адвокат произнесла — тихо и отчётливо:
— А вы представляете, что с ним будет, если вы бросите его?
— Он… он…
Римма не спускала с неё безжалостных глаз.
— Он погибнет, — выговорила женщина. — Но у меня нет сил больше! — взмолилась она. — Он все пропивает. Не только свою зарплату — мою тоже. Я деньги прячу. И девочка… Она у меня… моргать стала.
— Как моргать?
— Моргать… — Губы опять задрожали. — На нервной почве… Вот так. — Она часто–часто задвигала веками, показывая.
Лицо её гримасничало. Римма положила перед ней лист бумаги:
— Пишите заявление.
Женщина испуганно подняла глаза.
— Заявление о разводе.
Взгляд трусливо уполз в сторону. Закивала, подтверждая, что поняла, а пальцы то схватывали ручку, то выпускали её.
