Ваня Дудашин, умница, понимает это. Когда в дом к ним приплёлся, едва держась на ногах, тот так и не вылечившийся бедолага и Зинаида невозмутимо представила его мужу: «Полюбуйся! Бывший любовничек мой», — огромный Ваня мирно осведомился: «Ну и чего делать с ним?» — «Ничего, — сказала Зинаида. — Чаю покрепче… А то не дойдёт ведь». Ваня послушно втянул его в кухню, на табуретку усадил, а жена тем временем ставила чайник.
Его вообще трудно прошибить чем‑либо, Ваню Дудашина. Закалка! Много лет работает механиком на швейной фабрике, а там одни женщины. Уж их‑то язычок, думаю я, не щадит единственного в цехе мужчину. Но Ване хоть бы хны: возится себе со своими машинками. Любую может разобрать на составные части, разложить их на полу, а потом с закрытыми глазами собрать все. На ощупь. Мне рассказывал об этом сам Пётр Иванович Свечкин, генеральный директор швейного объединения «Юг», слава которого давно перешагнула границы светопольской области. Свечкин Дудашина ценит…
Женщины — тоже. Те самые, что подтрунивают над ним в цехе. Но стоит ненароком сломать что‑либо — меняются в лице и с такой робостью, с таким смущением подзывают Ваню. Боятся? Да нет, он и не думает браниться. Посмотрит, посопит и, ни словом не упрекнув за неаккуратность, принимается за ремонт. Лучше бы упрекнул! «Обматюкай меня, Ваня», — попросила одна, вторично за смену напортачив что‑то. Он, сидя перед машинкой, поднял на неё глаза, кивнул, подзывая, а руки тем временем возились с механизмом. Она с готовностью наклонилась. «Ухо», — бросил он и что‑то такое шепнул ей (а руки все работали), что она шумно перевела дух. «Ну вот, Ванечка, спасибо», — хотя при этом порозовела слегка.
Вот какой сейчас муж у Зинаиды. Её сын никак не называет его, но находится с ним в отношениях прекрасных. На пару конструируют разные хитроумные штуки — смонтировали, например, стиральную машину, которая запросто разместилась в тесной и неудобной ванной, куда никакая купленная машина не влезла б. «Чего сотворили!» — сказала довольная Зинаида и даже продемонстрировала мне, как работает.
Все, стало быть, складно и ладно у неё, а вроде бы палец о палец не ударила. Не скажите! Это только кажется, что не ударила…
В своё время наезжал к ней из дальнего Ташкайского района лётчик («мой лётчик», — звала не без гордости), но была у этого лётчика семья, от которой он собирался уйти, и не куда‑то, не вообще — к Зинаиде. А она? Она отговаривала. Склеивала семью, так сказать, что не мешало ей одаривать ласками своего сокола.
