У леди Коксон в Клокборо был великолепный, окруженный парком старинный дом, который она сдавала в аренду. Срок найма истек, и, вернувшись из-за границы, почтенная дама возобновила свои заботы о владении. Обо всем этом мне сообщила миссис Солтрам. Моему мысленному взору представились выцветшая алая ливрея и широкие квадратные плечи дворецкого; сад, обнесенный высокой стеной, — словом, жилище, достойное пера живописца.
Шумиха вокруг роспуска парламента все возрастала, и претендент наверняка должен был усилить свой напор; мне оставалось только надеяться, что политические воззрения вдовы покойного мэра воспрепятствуют ей пригласить моего приятеля к обеду; я даже осмеливался приписывать пожилой леди крайнюю нетерпимость в сфере политики, заведомо исключавшую любую поддержку с ее стороны новоявленного соискателя. Я рисовал в воображении бессменного пажа за спинкой инвалидного кресла, которое он во время ежедневной прогулки катит прямо по чужим ногам. Но мне, однако, суждено было узнать (через миссис Солтрам, состоявшей в переписке с экономкой леди Коксон), что Грейвнер отозвался о тревожившем мою фантазию обиталище как об уютнейшем уголке во всем Клокборо. Не могло быть и тени сомнения, что высказывание не продиктовано завистью, но основано на собственном опыте. Итак, на фоне живописных декораций возникли действующие лица, и я уже явственно различал фигуру Джорджа Грейвнера под сенью древних раскидистых ветвей в обществе мисс Энвой, которая, безусловно, имела все резоны — и достаточно весомые — находить его внешность вполне привлекательной. Было бы излишним преувеличением заявить, будто меня встревожила описанная выше сцена; но мне не забыть и того чуть ли не единственного в своем роде облегчения, когда неприятно грызущее изнутри чувство тревоги разом схлынуло, уступив место раздосадованности куда более сильной: все мое существо прямо-таки содрогнулось от приступа невыносимого стыда за Фрэнка Солтрама. Всему на свете существует предел; настал конец и моему терпению.
У меня накопились и кой-какие собственные счеты, если ныне я могу позволить себе употребить данное слово: слишком многое в Солтраме изначально внушало мне неодолимую антипатию, но тут я форменным образом встал на дыбы. С моих глаз точно сорвали пелену, и разжалованные было ценности вновь приобрели подобающее им значение. Тут ни к чему распространяться о несчастливом темпераменте: случаются неприятности, с которыми справляться надо самостоятельно, наедине, собственными силами, не уповая на помощь ближних. В ту пору я старался избегать Джорджа Грейвнера и подумывал, что наиболее радикальным решением было бы на время покинуть Англию.
