V
В ту пору друзья мои нередко меня упрекали, но все же на иные жертвы я никак не мог решиться: ничто на свете не вынудило бы меня обратиться за кредитом к Джорджу Грейвнеру. Мне живо помнилась наша давняя стычка на Эбьюри-стрит, однако признание, которое я так легко поведал мисс Энвой, в присутствии Джорджа застревало у меня в горле. С этой очаровательной девушкой мне ничего не стоило пойти на полную откровенность, а вот выложить другу юности, что не считаю «настоящим джентльменом» человека, ради которого из кожи вон лезу, язык не поворачивался. Было ли причиной тому укрепившееся во мне убеждение, что женщины в целом менее пристрастны? Так или иначе, я отлично понимал, что Грейвнер, уже обративший на себя внимание общественности, но все еще ненасытно алчущий — при свойственной ему скаредности, — склонен скорее к амбициозной придирчивости, нежели к снисходительной мягкости. У него были свои, вполне недвусмысленные виды на заплутавшие ручейки соверенов — на них он взирал с высоты колокольни Клокборо. Первейшую свою задачу Джордж усматривал в безоговорочном овладении этим лежащим в дымке городком: все его действия и поступки всецело диктовались названной целью. Временами ему приходилось умело чередовать жесты: не только совать руку в карман, но и изысканно прижимать ее к сердцу. В общении с избирателями Джордж лишь чуточку уступал Фрэнку Солтраму в неотразимом красноречии, с каким тот завораживал свой электорат, — с той только разницей в пользу последнего, что мы за него уже единодушно проголосовали, об альтернативной же кандидатуре и речи не заходило.
Не единожды побывал Грейвнер и в Уимблдоне — по инициативе миссис Малвилл, к чему я ни малейшего касательства не имел. Едва подали кларет, гость смог лицезреть нисхождение бога. Как ни странно, Джордж воскурил ему фимиам куда усердней, нежели я ожидал, однако на обратном пути в город он, предварив готовое слететь с моих уст торжествующее восклицание, заявил, что подобные ему люди (и он тысячу раз считает себя правым) используют других, но никогда не позволят использовать себя. Помнится, его попавшее в самую точку замечание вызвало у меня чувство приниженности — словно сам я, в лихорадочно прерывистой дремоте, никогда не приходил к сходному выводу. Другое дело — безапелляционность тона, каковая с моей стороны полностью исключалась. Грейвнер тем не менее полагал себя способным пустить мистера Солтрама в ход — он уже примерялся, каким образом это сделать. Я отчетливо вообразил весь комизм ситуации, если Фрэнку Солтраму случится оказаться выставленным в Клокборо напоказ; между тем Грейвнер преспокойно, будто наш давний с ним разговор начисто изгладился у него из памяти, продолжал, ухватившись за эту идею, как за совершенно для его новую:
