4 июля 1943 года Эва Дуарте направляется в маленькую комнатку на Радио-Бельграно, которую делит с другими актрисами и дикторами. Она хватает трубку телефона и искоса поглядывает на смущенных и недоверчивых коллег, собравшихся вокруг. Маленькая актриса набирает номер телефона, предварительно посоветовав им холодным тоном:
— Слушайте!
И только тогда бросает в аппарат:
— Каса Росада? Я хотела бы поговорить с господином президентом.
Затем:
— Алло, Президенте? Это вы, Педро? Говорит Эва Дуарте!
Она слушает. Протягивает трубку своим коллегам. Потрясенные, испуганные, они слышат, как хрипловатый голос приглашает сеньориту Дуарте поужинать. В тот же вечер Хаим Янкелевич, узнав о слухах в его студии, вдвое увеличил жалованье Эве Дуарте.
Тем временем Хуан Перон пунктуально получает указания в посольстве Германии. Каждый день, подобно дневальному, рапортующему дежурному офицеру, аргентинский полковник является к нацистскому генералу. Хотя Перон предан нацистам безоговорочно и без задних мыслей, в салоне, куда его вводят инкогнито, ему могут и не предложить чаю. Чем с большими затруднениями сталкивается Германия, тем суровее ее представители относятся к своим подручным. Добросовестный полковник едва успевает сесть, как его незамедлительно подвергают перекрестному огню вопросов и указаний. Перон, со своей стороны, не сомневается в победе Германии. Он все более любезен со своими хозяевами, все более убежден в удачном завершении их дела.
Любезность Перона кажется подозрительной генералу Фаупелю. Он считает, что под этой любезностью скрывается желание сойти с орбиты, где неукротимо сверкает великая Германия. Однако есть человек, который обращается с Пероном еще холоднее, чем фаупель. Это Эва Дуарте. С тех пор как Эва попала с помощью Хуана Перона в милость к военным, которые стали министрами после воплощения системы ГОУ в жизнь, она убеждает себя в том, что наконец-то преодолела позорный барьер, отделявший ее от «другого мира».
Она влетает, как бомба, в кабинет Янкелевича и бросает ему в лицо:
— Знаете ли вы, что в один прекрасный день можете стать министром?
— Мне так не кажется, — говорит Янкелевич, которого забавляет эта новая химера.
— Мы с полковником устроим хорошую чистку в этой стране.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мы превратим Да Боку в жилой квартал. Рабочие тоже имеют право на элегантность. Мы дадим рабочим оперный театр.
— Очень хорошо, — отвечает Янкелевич. — А чем же я могу быть вам полезен?
