Многие знакомые пытались предостеречь Джуди Гарленд от увлечения Сидом — ведь это же отъявленный мошенник! — однако та не желала слушать никаких советов. Винсенте, наоборот, считал, что Сид — именно тот человек, который ей нужен.
«Теперь у нее есть на кого опереться, — заявил Винсенте. — Такое впечатление, будто он разгадал секрет, как сохранить ее в ясном уме и здравии». Сид быстренько назначил себя ее менеджером и убедил начать новую карьеру на сцене, а для начала устроил Джуди Гарленд контракт с лондонским «Палладиумом». Это был дальновидный шаг, поскольку Джуди сумела покорить зрителей, и без того очарованных ее экранным образом. Этим было положено начало ее новой карьеры, однако Джуди все еще страдала от чувства неуверенности, ее одолевал страх перед сценой, она боялась не понравиться публике — то есть она так и не избавилась от комплексов, мучивших ее долгие годы.
В марте 1951 года Джуди Гарленд прибыла в Лондон, чтобы начать готовиться к премьере, однако на душе у нее было тоскливо, поскольку Сид предпочел остаться в Штатах. Однако вскоре пятилетняя Лайза присоединилась к ней, а в конце концов прибыл и сам Люфт, чтобы взять на себя разного рода детали. Сказать по правде, Лайза приехала в Лондон по настоянию Джуди, а также потому, что Винсенте был уверен, что Джуди произведет фурор в Лондоне, и ему казалось, что для Лайзы будет полезно разделить с матерью минуты ее триумфа.
«Они слишком долго жили порознь, — писал позднее Винсенте, — и хотя я из эгоистичных побуждений хотел бы оставить Лайзу рядом с собой, наступил момент, когда ей следовало побыть с матерью — а именно в период величайшего триумфа Джуди». Таким образом, Лайза, которой пришлось пережить с матерью немало грустных минут, могла лучше осознать и понять, каким удивительным талантом обладает ее мать. Лайза также могла уяснить для себя, что хотя родители больше и не живут вместе, ее отец до конца своих дней останется почитателем таланта Джуди Гарленд.
Выступление Джуди удостоилось восторженных отзывов критиков, а зрители на протяжении четырех недель подряд каждый вечер устраивали ей овации. Джуди терзалась сомнениями насчет успеха своих концертов, а накануне премьеры ей стало совсем худо. «Меня рвало, я то и дело бегала в туалет, — вспоминала она. — Я не могла есть. Не могла спать. Я даже не могла ни на минуту присесть».
Успех премьеры превзошел все ожидания, и Сид тотчас подсуетился и организовал серию концертов в других городах Великобритании. Но что еще более важно, у Джуди возникло ощущение, что наконец-то она достигла чего-то в этой жизни, и это целиком ее собственная заслуга, а не мамы Гамм или же Луиса Майера, которые раньше все устраивали за нее сами. Вместе с этим к Джуди пришло неведомое ей раньше чувство зрелости и свободы. Для Лайзы же было в новинку увидеть, как мама завораживает публику своим пением, и люди в ответ рукоплещут, выражая свое признание и любовь. Те дни для Джуди и Лайзы были исполнены какого-то особого понимания. По иронии судьбы, это была та самая сцена, которая через тринадцать с половиной лет стала ареной выяснения взаимоотношений.
