- Эй, галопом тустеп, эй, ударьте бешеней каблуки в фокстроте.
Слишком долго разговаривали господа Канэ с господами Круппами. Мир, может быть, оглох и ослеп, но мир решил, что всё дозволено, потому что всё позволяет сила и кровь. И потому, вперев багровеющие кровью, бритые затылки в тугие воротники мундиров, сели за Брест-Литовский стол немецкие генералы. И потому, между гольфом и ростбифом, жизнерадостный Ллойд-Джордж подписал Британскую грамоту о покупке русской мертвечины. И потому в 1921 году по Рождестве Христове, парижская газета „Раris-Midi" после сообщения о голодной смерти России, почтенно советуя помогать, почтенно советует всему миру не забывать, что жизнь одного француза стоит жизни 10.000 русских.
- Эй, галопом тустеп, эй, ударьте бешеней каблуки в фокстроте.
Сатана завертел теперь ручку шарманки. И это повеселее, чем завывание старых нищенок на папертях соборов, где серый камень гудит под сводами вековым шепотом неоправданных молитв и не сбываемых надежд на призрачного Мессию.
Настоящий Мессия уже пришел. Вот он, в желтом канотье с золотыми пломбами на гнилых зубах и с „Раris-Midi" в кармане разглаженного пиджака.
Для него, значит, шли в Иерусалим паладины и подымался на костер Джордано Бруно, и пел милосердие свободы Камилл де Мулен и маленький барабанщик водил в огонь старую гвардию?.. Или это только облака, облака, что идут высоко над землей.
Заломив канотье, Мессия вертит ручку визжащей шарманки. Всё позволено и не будет больше света и небо в крови.
Свет померк и небо в крови потому, что померкла моя родная земля.
Земля родная пала черным пеплом и уже догорает.
Земля родная моя, ледяная пустыня. Земля родная, обглоданная падаль, что кажет дымному, красному небу свои обугленные черные ребра.
Хлопья гари поднялись от земли моей и зарева земли моей шагают по полям человеческим.
Земля родная, ты смрад кладбищ и ты ночь, и твои мертвецы ходят ветром по всему миру. Они дергают шершавые веревки колоколов. Они дышат морозом под пудреные, тяжелые парики законодателей. Они садятся за один стол с теми, кто торгует пылью твоих кладбищ, родная земля.
Ночь ты, земля моя, и на всей земле ночь. Кладбище ты, и по всему миру смердный дух кладбища. Зверь завыл в ледяных пустынях твоих, земля моя, и по всему миру воет зверь, оскалив клинки золотых пломб в ужасе смертной тоски.
Залегла ночь. Сочится, медля, отсчитанный срок Апокалипсиса, когда третий ангел вылил чашу свою, и сделалась великая кровь... Но будет день. Ты, земля моя, как заутрие нового царства, и ты будешь день, моя земля. Ты, земля моя, будешь как жена, облеченная в солнце.
