То ли от этого, то ли отчего-то еще Анна всхлипнула.
— Ты чего, бабушка? — с трудом разогнулась Моль. — Скажешь ты — не скажешь, все равно мне или Надьке помирать надо. Без таких-то Клав мир простоит.
Анна тоже с трудом разогнулась, и в спине ее что-то захрустело.
— Потому, девка, он еще сто таких, как ты и Надька, ухайдакат. Вот и подумай, нужно мне тако щастье али нет. По карману ли цена. По рылу ли каравай. По тебе дак без Клавы мир стоит. А по мне дак — мир на Клаве держится.
— Так чего тогда…
— Эх, девка. Щастья-то нет — ни тама, ни здеся. А щастья-то хоцца.
Мой следователь и я сидели у постели то ли умирающей, то ли раздумывающей, помирать ей или нет, Анны. Следователь задавал ей вопросы, а она дышала на него жаром своих воспаленных глаз, по радужкам которых прошла граница между тем и этим миром.
И молчала.
— Не готова она еще, — буркнул следователь и стал собираться.
Я тоже приготовился было уходить, потому что чувствовал, как мешаю остальным женщинам, но тут дверь палаты распахнулась и появилась Наська, на руках которой сидел ребенок (имени я в прошлый раз не удосужился спросить). За Наськой в палату зашел опухший и типично виноватый муж.
Мальчуган попросился на пол и забегал между кроватями, перебегая от одной постели к другой. И как воскресли, как помолодели и похорошели эти приговоренные к смерти и приготовившиеся к ней женщины. Как с отвращением, пусть на минуту, они отбросили всякие мысли о старухе с косой. Как потянули свои морщинистые, пораженные артритом руки к маленькому, но крепко сбитому малышу, сновавшему между уродских кроватей.
И даже Анна, когда Наська с мужем и ребенком покинула палату, а я дождался их ухода, потому что не мог оторвать глаз от этой картины… Так вот, даже Анна приподняла кисть, больше напоминающую корягу, нависшую над темной рекой, и покрутила суставом на сотую долю оборота, словно бы над темной рекой пронесся ветер.
Не надо войн, революций. Надоело.
Просто нарожайте детей и принесите их к Белому дому.
Принесите и положите перед охраной.
Пусть орут.
Миллионы.
Миллиарды.
Здоровых, крепких младенцев.
От которых хочется жить.
У нас не так.
Снуют между рядами бездельников упырихи с презиками.
А «наглых» сперматозоидов, которые поняли, что они в ловушке, и в отчаянном прыжке пробили смерть, воняющую химическими заменителями клубники, на выходе ждут рыночник, торговец спиртом, дилер, сутенер, а если и это «не поможет», — безымянный убийца с булыжником в руках.
