— Уау. Ы.
«Скорая» приехала через час.
— ЧП тут у вас, — с порога оправдалась немолодая фельдшерица. — Убийство на проселочной дороге. Ну где там бабушка… Д-а-а-а-а. Тут надо срочно в терапию.
Я быстро скидал вещи в рюкзак, запер дом и отправился на «скорой» сопровождающим лицом…
Фельдшерица с водителем унесли Анну в палату.
— Посидите пока тут, — было сказано мне.
И я остался на диванчике в коридоре.
Неожиданно из палаты раздался крик. Послышалась какая-то возня. Потом все стихло. Минут через пять ко мне подошла одна знакомая старушка, одетая в больничный халат.
— У нас в палате женщина умерла.
— Анна? — вскочил я с места.
— Нет, Марья. Место освободила. Надолго ли? Очень уж Анна худая.
— Скажите, а надо чего? У нее же никого, кроме меня. Что в таком разе приносят?
— Памперсов побольше. Влажных салфеток. И сиделку надо. У нас тут сервис… так себе.
И потянулись часы, полные ожидания плохого и хорошего, минуты высоких устремлений духа, противостоящие дням низких потребностей тела.
А потом я забыл про Анну.
Надвинулись события другие, как виделось, более страшные.
На второй день сажали грядки.
— Ты, эвон, граблями-от по краям пройди… Но-о. Теперя бери палку. Ну доску, тур с им. Переворачивам. Считай: раз… два… три. Все! Надави маленько. Да надави, не бойся! Дальше.
И Моль снова делала то, чего не делала уже очень давно. Бросала в бороздки семена укропа и редиса. Вдавливала в рыхлую жирную землю пузатые луковицы. Выкапывала пальцем лунки для свекольной рассады.
— Из тя хозяйка была бы ядри мать! — кивнула в конце Анна. — Пошла чайник ставить. Струмент прибери во двор. Гостью ждем. Одна знакомая. Хорошая баба. Только седни померла.
Гостья была малоразговорчива.
Жадно ела вареную картошку. Шумно пила чай.
Все крестилась, крестилась.
Моль, которой велено было молчать, не сводила с товарки глаз.
«Интересно, она понимает?» — крутилось в голове.
Анна не гадала, потому что знала: понимает.
— Ну что, Марья, где лутшая: на этом свете ли на том?
Марья поправила свое любимое белое платье в зеленый горошек:
— На том лучше. Тойсть уже на этом. Пролежней нет.
— То-то. Иди отдыхать. С обеда нать траву косить. Наросла.
— Не могу. Епертония.
Анна укоризненно посмотрела на Марью, та покубатурила что-то и махнула рукой.
— По-ойдем. Что-о…
На последнем уроке делали стенгазету под названием «Одна большая семья». А просто народ надо было чем-то занять. Все повернулись на этой истории с Молью. Только Блондин молодцом. Через два дня после дела выгуливал по городу новую подругу. А Моль все лежала в морге. Как сказали родным, «с телом работают эксперты».
