— …А я ему: «За пацанячью уважуху!». Говно вопрос! Базара нет. Владимирский централ…
Все так же слишком невозмутимо, но куда как более утомительно для единственной слушательницы доладонил все тот же голос через полчаса.
— Че за митуса… Ростовские пацаны! Они его на перо, а я им: «Скрипач всегда в законе!».
Вещал он же через час.
— …А я ему: «Сегодня фраер, завтра…».
— Слышь, дядя, — перебила говоруна Моль. — А сколько еще до Вороньего Поля?
— До Поля? — как-то застенчиво засопел «дядя».
— Ну.
— Шисят кэмэ взад.
— Так какого ты…
Жигуль ударил по тормозам и почти сразу помчал дальше.
Моль осталась у обочины.
Ее обволакивала темнота, и Моли показалось, что в этой темноте она не одинока.
Темнота не была абсолютной.
В километре угадывались огоньки деревеньки.
По шоссе издалека приближался грохот какой-то машины.
Словом, было не страшно.
Однако Моль вздрогнула, когда под ухом раздалось дребезжащее:
— Куда полетела?
Вслед за этим зажегся фонарик, и Моль увидела рядом с собой маленькую, как девочка-подросток, старушку.
— Никуда, — буркнула Моль, которая, вообще говоря, не сильно жаловала стариков, слишком уж много зла принесла ей врожденная наблюдательность соседок.
— Кто куда, а кто и никуда, — вздохнула старушка. — Шут с тобой. Подь-ка за мною.
— Так машина же, — кивнула Моль на приближающиеся фары.
— По-одь. Ма-ши-на, — ворча, передразнила ее старушка.
Моль отмахнулась и подняла руку, чтобы голосануть, но тут спирт опять коварно торкнул ей в голову (сказалась полуторачасовая вонючая духота в жигулях «тюремного волка»), и она вновь очнулась оттого, что идет следом за старушкой.
— А ты-то чего, бабушка, тут делаешь? — вдруг засомневалась Моль.
— Да вот тоже внучку встречала, — пробурчала старуха и ускорила шаг.
«Врет, старая», — подумала Моль.
Но старая не врала.
Бабку звали Анной. Ей было восемьдесят четыре года по паспорту и восемьдесят два по факту.
Внучка была на самом деле троюродной племянницей. Звали ее Наськой. И про бабушку Наська забыла. Приехать она обещала неделю назад, и если не приехала до сих пор, то, значит, и не приедет (такое уже бывало), потому что в городе гуляет, или, по словам Анны, «сучит».
Выслушав эту в высшей степени поучительную историю, Моль вскарабкалась на высокую кровать с пружинным матрацем, накрылась с головой одеялом и провалилась в небытие.
Она сидела в каком-то узком и тесном помещении с дурацкой банкой пива в руках.
