Два с половиной часа назад он ее вез, и она была разговорчивой и веселой. А теперь не могла ни шутить, ни смеяться, ни любить, ни ласкать сына.
То есть — теперь ее не было на этом свете.
Но ведь только что!.. Совсем недавно!.. Ведь она думала! Могла охватить мыслью весь мир! Всю вселенную!
А сейчас нет вовсе!..
Почему? И зачем? И как это понять?
И может ли вообще такое быть?
И вот тут-то, в ту самую секунду, и случилось.
Понял вдруг — ясно понял, до содрогания, до холода, окатившего грудь, — что все это совершенно неправильно, все это нужно немедленно исправить — пока не поздно!
И что он может это сделать! — сейчас осенит ее крестом и скажет:
— Встань и иди!
И она вздрогнет, шевельнется, заморгает недоуменно... спустит ноги с каталки... встанет — и пойдет! Пойдет неуверенно, еще не веря своему воскрешению... недоверчиво улыбаясь и трогая себя за плечи... снова живая!
Секунда! Нет, меньше секунды!..
Потряс головой, трезвея.
Перевел дух.
И повез в четырнадцатый корпус — как, собственно, и положено...
С тех пор время от времени ему снился сон, повторявший тот случай: он стоит над покойницей, и рука уже воздымается, уже тянется, чтобы осенить ее жестом неослушной воли.
Просыпался с колотящимся сердцем, с холодком в груди.
Слаживаясь, батальон осуществлял учебные выходы — в соседние кишлаки по левому берегу Кумарки. Кишлаков было четыре, все нежилые. Правда, это уже потом становилось ясно, что они именно нежилые, заранее информацию командование до личного состава не доводило.
В первый раз ему было очень страшно.
Догромыхивало далеко впереди: где-то за водоразделом десантно-штурмовая бригада долбила базу мятежников — укрепленный душманами кишлак.
Перед батальоном стояла другая задача: когда бой войдет в заключительную фазу и бригада начнет преследование отступающего противника, по ее стопам занять и повторно прочесать освобожденный населенный пункт.
Артем услышал гул, задрал голову...
— Оба-на! — сдавленно сказал Матросов.
Мрак еще теснил горы, но их рой в вышине уже был залит светом и опасно сверкал. Яркие бронзово-зеленые жуки. И гром, гром!..
Понятно, что свои, — а все равно сердце захолонуло.
Эскадрилья... да нет же: армада! Армада вертолетов!..
Летели вперемешку, гурьбой, как попало — десятки «восьмерок» Ми-8 и штурмовых «крокодилов» Ми-24.
— Шестьдесят два! — ликующе крикнул Матросов, когда гремучая туча ушла за хребет. — Во сила!..
До полудня торчали на исходных. В полукилометре справа, на склоне холма у дороги, стояла артиллерийская батарея. Звуки ее пальбы надолго отставали от подпрыгивания гаубиц и суеты расчетов. Сделав десяток залпов, батарея замолкала. Затем опять начинала работу... Цель лежала за гребнем, и куда летят снаряды и что они там делают, отсюда не видно.
