В этот раз все вышло на удивление честь по чести и чин чинарем: и бутылка у него, и закуска.
Артем не отказался, махнул сотку для бодрости — ее и впрямь уже не хватало. А Касьян, добавив на старые дрожжи, завел о чудесах, о схождении Благодатного огня, о вере, способной двигать камни, поднимать из гробов...
Но скоро разговор нарушили — нужно было доставить больного в травму.
Это оказалась молодая женщина. Наверное, чуть старше его годами — лет тридцати.
Она сидела на каталке, и когда Артем попросил лечь, поскольку сидя не возят, пошутила, что, мол, чего еще от вас, мужчин, ждать, всем вам одного надо — только бы уложить беззащитную женщину.
Но как-то мило это у нее получилось: не похабно, а весело.
И пока ехали в нужный корпус, Нина (так ее звали) жаловалась, что попала сюда совершенно на ровном месте — запнулась в кухне о трехколесный велосипед, который сынишка зачем-то туда притаранил, и ударилась головой о шкаф. Поначалу и впрямь дурно стало, а теперь все прошло, только шишка осталась — и зачем ее мама привезла, вообще непонятно. Ну полежала бы часок, и вся недолга.
Артем отвечал в том духе, что, дескать, береженого бог бережет, и лучше перебдеть, чем недобдеть, особенно когда дело касается головы.
В общем, оба они не весьма изящно пошучивали, но ведь это бывает: совсем незнакомым людям трудно друг с другом, а тут взяли тон, который оказался помощником, вот и держались его. Тем более что знакомство все равно не обещало быть долгим.
Короче говоря, Артем довез ее, передал дежурному врачу. Неспешно вернулся, растолкал Касьяна и выставил из дежурки: божественное божественным, а дух от скитальца шел все же будь здоров — совершенно антисанитарный. Касьян удалился, ворча, да спросонья забыл свой сосуд, Артем окликнул — вернулся. Они еще по чутку махнули. В конце концов знаток духовного ушел, и тут как раз опять позвонили из травмы и снова, как оказалось, по его душу: он в ту ночь подрядился дежурить за трупачей по привычной схеме: «руп — труп». Или «рупь — трупь», кому как больше нравится.
Чертыхнувшись, снова взял каталку и поехал.
— Забирай, — сказала хмурая дежурная медсестра.
И кивнула туда, где лежало тело.
Господи Исусе, спаси и помилуй!..
Это была она, Нина! — та самая молодая женщина, которую он привез часа два назад.
— Это что ж это?
Но сестра уже смылась, Нина молчала, и ответить ему было совершенно некому.
Он стоял, тупо глядя в знакомое лицо. Оно не переменилось: даже румянец на щеках остался и легкая улыбка на губах. А то, что глаза закрыты, так и живые люди не всегда таращатся.
