Вина как бы оказывается размазана на всех. Совсем невиновных — нет. Степень этой вины разная. Но главное, что человек сам ее воспринимает как вину. Жена партработника, уезжая с сыном в эвакуацию, не посадила на подводу трех девочек двоюродной сестры — места не хватило — и те погибли страшной смертью. Партизанская связная видела, как жгли тех самых девочек в доме приютивших их украинцев (тех показательно расстреляли), — и не бросила гранату, хотя могла, тем самым обрекая их на гибель в огне. Даже кроткий герой романа Хемлин «Крайний», этот Иов ХХ века, на которого, кажется, свалились все беды из возможных (но без полагающегося Иову вознаграждения за терпение и нежелание «хулить Бога»), и тот вроде бы не виноват, а вроде бы и виноват… Зачем пленного немца убил?
Для общего блага надо бы эту вину и связанные с ней обстоятельства — совсем уж по-человечески невыносимые — забыть, а чтобы жить дальше, как-то приукрасить, залакировать. Чем, собственно, и занималась послевоенная литература советского времени. Вот — черное, а вот — белое. Вот жертвы — вот избавители. Вот наши — вот чужие. Страшное горе, чужие зверства, преодолеваемые всеобщим усилием… А чтобы оно было черное, но еще и немножечко белое, или чтобы избавитель был немножечко жертва, или чтобы герой, но немножечко еще и злодей, причем не один, а чтобы все персонажи были такими, — это, пожалуй, только в жизни так бывает, да еще вот у Хемлин.
Шаламов писал об отрицательном опыте лагеря — Хемлин пишет об отрицательном опыте войны. С незапятнанной душой и твердым умом из нечеловеческой ситуации вышел, кажется, лишь один партизанский герой Гиля Мельник, а его несгибаемый командир от непонимания и недоумения перед делом врачей и борьбой с космополитами свихнулся и снова ушел в леса. Связи с жизнью здесь настолько некрепки, что герои Хемлин очень легко умирают, убивают и сходят с ума, — единственным процветающим человеком, сумевшим «по-людски» выстроить себе жизнь, оказывается абсолютная социопатка красавица Майя Клоцвог, героиня одноименного романа, которая таких вещей, как боль и вина, вообще не признает и не понимает, но умело использует чужие и боль, и вину.
И когда главный герой «Дознавателя» Цупкой Михаил Иванович, фронтовик, кавалер боевых орденов, бывший разведчик, а ныне дознаватель (не следователь, следователь — птица более важная), по собственной инициативе расследуя несколько невнятные обстоятельства уже закрытого убийства красивой и молодой, однако успевшей повоевать в том самом «еврейском партизанском отряде» Лилии Воробейчик, начинает тянуть за эти нитки вины и ответственности, то оказывается, что ниток этих слишком много и они спутаны так, что и не расплести.
