В православном мире уже давно идет глухая борьба вокруг этой политической казуистики, причем борьба с громами и молниями, с угрозами загробного взыскания тем, кто потакает секулярному духу «последних времен», выступает, так сказать, на стороне творцов апокалипсиса — либералов, западников, масонов. В лучшем случае позиция православных либералов воспринимается как малодушное угождение духу «века сего». Да и в самом термине «либеральное христианство» заложена двусмысленность — это как бы очередная, современная версия христианства, как в нацистской Германии была своя версия арийского, «народного» христианства, а в Советской России — обновленческая революционная церковь, идущая «в ногу со временем». Где же подлинное, беспримесное христианство? Самым надежным кажется искать христианство в прошлом, потому что прошлое по времени ближе к Боговоплощению и потому что там, в прошлом, грезится симфония, единство, цельность — то есть снятие противоречий в схеме общественного мироздания. Там стройная законченность, пленявшая даже искушенных интеллектуалов-романтиков, которые и создали миф об органичном Средневековье.
Кроме того, не будем забывать, что символом, кульминацией Модерна стала Французская революция, которая развязала ожесточенные гонения на христиан, в частности требуя у римо-католиков присяги Французской Республике в ущерб Риму, то есть отречения от их священноначалия в пользу власти палачей и безбожников. Вообще склонная к парадоксам история навсегда соединила Декларацию прав и свобод человека и гражданина с якобинским террором. Костры инквизиции — эпизод истории Церкви, а гильотина — истории либерализма... Так христиане не могут простить Модерну террора и, возможно, в некоторых случаях не могут простить того, что простой и ясный принцип свободы и равенства впервые провозгласили в Европе не князья церкви, а гонители христианства и хулители слова Божьего. Вероятно, многие умы тайно, неосознанно уязвлены именно этим. Если бы у истоков либерализма стоял афонский игумен или хотя бы французский схоласт, многое было бы по-другому. Христианские истоки западного либерализма — эта мысль не нова, но ее справедливость не столь очевидна, требует сложной диалектической реконструкции, той работы, которую в свое время так и не проделали блестящие умы Церкви, принимавшие современные им порядки как норму. Эти истоки были обнаружены позже, задним числом. Зато всем бросаются в глаза какие-то подозрительные, оккультно-инфернальные, жутковато-двусмысленные масонские символы, которыми украшен апофеоз республик Нового времени. И если даже не рассматривать тему масонской, «мистической» составляющей в истории Модерна и его институтов, остается фактом, что освободительное движение против абсолютизма в Европе во многом осуществлялось носителями отвлеченного деизма, скептиками, если не атеистами. Верующие церковные христиане преимущественно держались за троны и династии, веря в богоустановленность векового порядка и по смирению своему, — а может, и не по смирению, а по страстям своим, — отказываясь от свободы. Но — смиренно ли отказывать в свободе ближнему?
