Новый мир, 2012 № 06 | страница 115
Вот с такими-то восходящими звездами поп-культуры шестидесятых годов я и познакомилась в тот вечер у Некрасова. Каждый из них успел к тому времени написать одно-два произведения, вызвавшие недовольство номенклатурной критики, что в те дни представляло собой надежный знак качества. Каждый успел вкусить от сладости официального отщепенства и неофициального признания у интеллигентного читателя. Не сознавая еще, какой счастливый момент выпал им для начала писательской карьеры, каждый страдал от невозможности пробить в печать то, что лежало в ящиках письменного стола и казалось главным, лучшим, революционным. Членские билеты Союза писателей лежали, правда, уже в карманах, но кроме этого в карманах еще мало что имелось.
На маленькой терраске при некрасовской комнате сидели: Георгий Владимов, недавно совершивший своей “Большой рудой” переворот в понятии соцреалистического производственного романа и уже известный ходившим в списках “Верным Русланом”; Владимир Войнович, чей рассказ, тоже производственный, “Хочу быть честным”, казался мне действительно почти что честным, и Анатолий Гладилин — одно из воплощений сравнительно свежего по тем временам “юностевого” духа.
Все они были тогда полунищие, бедно и немодно, хотя и с трогательными потугами на богемную элегантность одетые, опутанные бесконечными бытовыми и семейными неурядицами. Мрачно веселые и обольстительно (для не слишком еще разборчивой меня) циничные, с лицами хотя и вполне обыкновенными, но покрытыми тем тонким блеском возбуждения от недавней удачи, который электризует все вокруг и притягивает восприимчивые души, это были тогдашние любимцы советской судьбы.
Еще не слишком избалованные, не заснобевшие в своей полудозволенной славе, они приняли меня достаточно дружелюбно, хотя на восторги Некрасова по поводу открытого им нового таланта особого внимания не обратили.
Говорили, как принято в интеллигентной компании, разумеется, матом. Все были слегка на взводе.
Выпито, в сущности, было не так много — бутылка водки да бутылки три пива на четверых. И все время толковали о том, как хочется еще. Хотелось главным образом Некрасову. Купить же, по причине позднего времени, было негде, кроме как в приморской забегаловке, куда никто идти не вызывался. Решили поспрашивать по соседним номерам.
Нашлось не много — початая бутылка вина и две бутылки пива. Выпили быстро и снова пошли шарить по соседям. На этот раз вышло совсем скудно — фруктовое ситро да вымоленный у какого-то писателя с периферии флакон “Тройного” одеколона. Некрасов, гостеприимный хозяин, заявил, что, поскольку питья мало, половина пойдет ему, а половина — девушке, которая раньше не пила, то есть мне. Все, кроме меня, охотно согласились. Я же отнекивалась как могла, но безрезультатно. Под радостные подначивания кумиров молодой литературы Некрасов с мрачной настойчивостью совал мне стакан одеколона пополам с ситро, уверяя, что это будет мне полезно и познавательно, что я должна пройти боевое писательское крещение, и вообще неприлично трезвому сидеть среди выпивших, и либо пей, либо пошла вон.