Мне бы к вашему шалашу…
Из чащобы — на огонёк.
Ты теперь мне — родная мать,
ты — как яблоня в том саду.
Твой земной покой охранять
мне написано на роду.
Не позволить цветам упасть,
белым днём обнажая срам.
Я войду в военную часть,
как в разрушенный чернью храм.
Почему потускнел твой взор,
истончился девичий стан?
За забором растёт забор,
меж заборами спит туман.
Где былая краса и власть,
что сияли в ночной пурге?
Вместо двери — стальная пасть,
голова — на хромой ноге.
Соловецкая вечеря
На воду не дуй, на зеркало не дыши:
в сердце, как в мировом яйце, нарастает звук.
Циркуль на дне опустевшей души
вычертил ровный круг.
Лица за кругом в медлительный ряд встают:
ангелы в праздники все на одно лицо,
смотрят, как будто студёную воду пьют,
а на дне кувшина — кольцо.
Это не смелость, а ясный как белый день
холод возмездия, что заменяет дух
тем, кто в молитве неистовой стал как тень.
Три раза уже прокричал петух.
Чётки сосчитаны. Оборваны лепестки.
Но никто не решается задать вопрос.
Серафимов престол над островом Соловки.
Это здесь был распят Христос?
Башня растёт, расширяются кольца зим.
В плотном огне проступает белёсый брод.
Небо — это всего лишь пасхальный дым.
Оно сейчас с грохотом упадёт.
Чернецы
Можжевеловые прелые скиты,
воскрешенья пустотелые киты
незаметно размягчаются в тепле
и с молитвой растворяются в земле.
Годы их трудолюбивой тишины
торопят прощенье истинной вины,
и отчаявшийся легковесный грех
вместе с дымом поднимается наверх.
Ты постигнешь первый опыт немоты,
тайны плоти, превращения воды,
равнозначности полёта в вышине
и глухого прозябания на дне.
Что земля, вбирая боль ночных теней,
с каждым возгласом становится сильней.
И деревья, что повалены грозой,
поднимает оборонной полосой.
Если ты на битве праведной погиб,
то сейчас тревожишь души вечных глыб.
И престолов заколдованный оплот
от движения расходится, как лёд.
Голова моя случится больной
Голова моя случится больной
притяжением растущей луны
над звенящею ночной тишиной
в кадках крепкие скрипят кочаны
утрамбованы и свёрнуты так,
чтобы было невозможно дышать,
жалкий мозг, что превратился в кулак
и не в силах холод пальцев разжать
жабры жадные с крюками внутри
беспощадные судьбы жернова
мне молитву наугад подбери
тяжким камнем тонут в глотке слова
в тесном поприще холопьих голов,
завороженных мечтою одной
средь рассыпанных в степи валунов
пред Великою Китайской стеной
научи меня угрюмо молчать
чтобы вечно на устах таял лед
размыкающий присяги печать
так безмолвствует в Сибири народ
