Мы припарковали машину.
И какого черта понесло нас в парк Кирова?
Я-то думал, это просто старый парк, который чудом уцелел здесь, на верхних ярусах города, — несколько запущенных аллей, чуть оттаявший запах субтропиков, остановившиеся карусели, железная дорога для детей, обзорная площадка…
И вдруг мы очутились на кладбище.
— Что это? — спросил я Азера.
— Аллея шахидов.
— Что значит: шахидов?
— Мучеников за веру, погибших за веру.
— На Карабахской войне?
— В основном — да.
Я почувствовал, как холодные капли дождя стекают у меня по виску.
Черные мраморные постаменты. На них во всех портретных подробностях были изображены убитые: в основном молодые мужчины, симпатичные, усатые, таким бы жить да жить… Страшное сиротство обрушилось на меня: вот, будто все они, лежащие здесь, под дождем, были моими родственниками, родственниками по человеческой доле, и их смерть была скрыта от меня, то есть я что-то слышал, что-то знал, знал, по крайней мере, что между Азербайджаном и Арменией шла война и, значит, там, на войне, не могло не быть убитых. А тут они вдруг были предъявлены мне все разом. По дате рождения большинство могли быть моими братьями. Но по числу прожитых лет я оказался значительно старше. Им было по тридцать. Мне — почти пятьдесят.
Пуля ударила мне в живот, и я минуту стоял не двигаясь, чувствуя, как острой болью приживается внутри ее беспощадная твердь, а из входного отверстия в теле безвольно выходит наружу сила жизни.
Я ничего не думал, ничего не ощущал.
Потом стал спускаться куда-то по лестнице, цепляясь за цементные перила.
Помню, было дерево и по веткам его уже прыгали, пересвистываясь, птицы.
Мы оказались на смотровой площадке и смотрели сверху на город. Здесь валялись окурки, пахло мочой. Фуникулер не работал.
Город был виден как на ладони: и трилистник строящейся гостиницы, и синяя, подобная волне или холму арматурная конструкция строящегося Центра Гейдара Алиева, и подробные мелкие кубики Ичери Шехер, и даже мой «Yaxt Club». Море во весь горизонт: неопределенно-синего, скорее даже серого цвета. Капли дождя опять брызнули в лицо. Я вытер их ладонью — получилось, будто вытираю слезу. Твердь пули в животе мешала дышать. Я стоял, опершись на парапет, едва удерживая вертикальное положение.
— Забросили парк Кирова, — по-своему истолковал мое молчание Азер. — А раньше сколько было народу! Сколько раз мы сидели в этом ресторане!
Рядом со смотровой было разбитое здание без окон и дверей, с облупившейся со стен штукатуркой.
