момент требует того, чтобы мы немедленно оградили себя от злодеев, а потом уж принялись обсуждать юридические тонкости. Я считаю, что при существующих ныне обстоятельствах не может быть и речи о кротости и сострадании, к которым нас призывал уважаемый претор…
Страстная речь Катона, продолжавшаяся дольше, чем речь Цезаря, вновь возбудила сенат, и когда началось голосование, большинство сенаторов, памятуя слухи о зверских планах катилинариев, высказалось все же за смертную казнь.
Получив поддержку сената, Цицерон решил, по совету Теренции, не откладывать надолго исполнение приговора. Распорядившись усилить повсюду стражу, он лично сопроводил находившегося в его доме Лентула в Мамертинскую тюрьму.
Эта тюрьма, одна из самых старых римских тюрем, была сооружена на месте большого пересохшего колодца. Чтобы избежать всякую возможность побега, — а в Мамертинскую тюрьму заключались самые опасные преступники, — здесь был предусмотрен лишь один вход, если так можно было назвать дыру в верхней части купола, через которую заключенных спускали в пахнущую плесенью и нечистотами яму.
Лентулу связали руки и, поддев веревкой под мышки, опустили вниз, в зловонную зияющую темноту. И в тот момент, когда он увидел свет от факела, исходящий из бокового углубления, где его уже поджидали палачи, несчастный окончательно понял, что обратной дороги из тюрьмы для него уже не будет. Палачи накинули на его шею веревку и тянули ее с двух сторон до тех пор, пока не затихли последние судороги бывшего консула. Та же участь постигла в эту ночь Цетега, Статилия, Габиния и Цепария.
Толпа, прознавшая о том, что заключенных повели на казнь, собралась вокруг тюрьмы и стояла в мрачном, пугающем Цицерона молчании.
Когда все было кончено, Цицерон появился при свете факелов и произнес тонким, прерывающимся от напряжения голосом обычную в подобных случаях латинскую формулировку:
— Vixerunt (Они отжили).
В ответ раздались крики, приветствия, овации. Гвардейцы, повсюду сопровождавшие консула, подняли высоко на руках носилки с Цицероном и в окружении факелоносцев понесли его к дому, а следовавшая за ними толпа продолжала восторженно выкрикивать фразы, славящие консула, вернувшего Риму мир и покой.
