— Прекрасно, прекрасно, — бормотал Цицерон, просматривая письма, о содержании которых он знал еще два дня назад. — Прекрасно… Теперь надо быстро действовать, пока остальные заговорщики не пришли в себя и не разбежались…
Едва первые неяркие лучи декабрьского солнца осветили крыши домов, Цицерон велел позвать к нему Статилия и Габиния. Еще не зная ничего о том, что произошло минувшей ночью, каждый из заговорщиков полагал, что консул вызывает лишь его одного и что речь будет идти, в крайнем случае, о каких-то подозрениях или предположениях.
Что касается Лентула, в качестве претора и бывшего консула имевшего право неприкосновенности, то Цицерон, согласно протоколу, отправился к нему сам лично в сопровождении охраны и, взяв Лентула за руку, привел его в храм Согласия, чтобы заключить под стражу. Сюда же привели Статилия и Габиния.
Через полчаса храм заполнился сенаторами, удивленными, что их собрали в столь ранний час и ожидавшими услышать от консула самое худшее, поскольку слухи о готовящемся выступлении мятежников продолжали циркулировать по городу.
Когда все сенаторы расселись — на этот раз присутствовали почти все 600 человек — и ожидание достигло своего апогея, Цицерон, восседавший в кресле с мрачным и загадочным видом, приказал страже ввести аллоброгов и плененного Вольтурция. Медленно, с трудом, будто его давила к земле тяжесть происходящего, консул поднялся с курульного кресла и начал рассказ о проведенной им этой ночью операции. Закончив в полной тишине свое повествование и выдержав эффектную паузу, он подал знак стоявшему за колонной претору Флакку. Тот торжественно вынес ящик с письмами заговорщиков и передал консулу. Приблизившись к светильнику, Цицерон начал разворачивать одно за другим письма заговорщиков и зачитывать их тексты.
Едва он закончил читать последнее письмо, как царившая в храме тишина взорвалась криками возмущения, недоуменными вопросами и возгласами проклятий.
Цицерон поднял руку, призывая всех к спокойствию, и предложил, не откладывая, перейти к допросу Вольтурция как непосредственного свидетеля и участника событий.
Вначале Вольтурций пытался отрицать свою вину, утверждая, что он всего-всего отправился с аллоброгами по их просьбе, для того чтобы сопроводить их до границы. Но когда допрошенные аллоброги в подробностях рассказали, как все происходило на самом деле, Вольтурций понял, что дела его плохи, и сразу сник.
Следующим был допрошен Лентул. Он был насмерть перепуган и тоже всячески отрицал свою причастность к письмам, переданным аллаброгам, называя их фальшивкой, а все происходящее — провокацией.
