Полковник сказал сальность.
— Не правда ли, корнет? — обратился он к адъютанту.
Адъютант вытянулся, щелкнул шпорами, почтительно улыбнулся:
— Так точно, господин полковник!
— Разговор кончен, вопрос решен, — обернулся полковник к учительницам. — Вас я выселяю, можете поместиться у сторожихи. Школу определенно закрываю. Во-первых, потому, что она нужна мне для канцелярии, квартир; во-вторых, я полагаю, что детей разной красной дряни учить грамоте не стоит. Ведь она им годится, когда они подрастут, только для того, чтобы писать прокламации, разводить антиправительственную пропаганду, — это не интересно нам. Итак, я кончил. Вон отсюда!
Учительницы пошли к дверям.
— Виноват, одну минутку, — снова обратился к ним Орлов. — С завтрашнего дня вы готовите мне обед, понятно?
— Нет, непонятно, — ответила невысокая крепкая Ольга Ивановна. — Обед готовить мы вам не обязаны и не будем!
— Ну конечно, конечно, разве можно сделать что-нибудь для честного защитника родины? Разве можно сварить обед старому офицеру? Вот какому-нибудь красному негодяю, своему любовнику, вы, пожалуй бы, все сделали, не только обед, но и ужин бы состряпали, а после ужина…
Полковник снова сказал гадость. Ольга Ивановна побледнела.
— Я попрошу «благородного» полковника быть повежливее! — запальчиво бросила она ему.
Полковник расхохотался:
— Корнет, корнет, ха-ха-ха! Слышите? Эта вот учителька, эта мужичка, хамка, ха-ха-ха, учит меня вежливости, меня, дворянина, полковника, воспитанника кадетского корпуса. Ха-ха-ха! Да вы, оказывается, оригинальная штучка! Ну-ка, я вас посмотрю поближе.
Он вскочил со стула, хотел схватить учительницу за талию. Ольга Ивановна сделала шаг назад, подняла руку.
— Еще одно движение, и вы получите по физиономии.
Полковник покраснел, злоба мелькнула у него на лице. Но он моментально овладел собой, улыбнулся с деланной любезностью:
— Ой, ой, какие мы сердитые! Мы, оказывается, кусаемся!
И вдруг снова стал серьезным.
— Ну-с, мадмуазели, или как вас там, шутки в сторону. Больше уговаривать вас я не намерен. Приказываю вам завтра же приготовить мне обед. Не приготовите — выпорю. А теперь — марш на место.
…Почти все село собралось на площадь. Женщины, дети, старики, старухи, взрослые и молодежь. Красильниковцы оцепили площадь, загородили выходы пулеметами. Звонили колокола, неслось молитвенное пение, священник набожно, неистово крестился, поднимая глаза к небу, просил у Бога ниспослания мира всему миру и многолетия верховному правителю. Народ пугливой толпой колыхался на площади. Многие плакали. Полковник, опираясь на эфес кривой сабли, простоял почти весь молебен на коленях. Свита не отставала от начальства. Люди в блестящих мундирах, с золотыми и серебряными погонами, вооруженные до зубов, тщательно крестились. После молебна полковник встал на сиденье своего экипажа.
