— Согласен, — поддержал идею коллеги Григорий. Он уже закончил ушивание раны грудной клетки трупа. — Скоро должна милиция подъехать. Вот мы у них под крылышком и выйдем.
— Да там уже сидит парочка в ментовской форме. Но они даже не пытаются этих бандюг утихомирить, — нокаутировала надежды врачей Ирина.
Григорий раздраженно хмыкнул и, уже начав стаскивать окровавленные перчатки, вдруг остановился и, обойдя операционный стол, задумчиво остановился у таза с использованным инструментарием. Затем медленно, как бы колеблясь, взял скальпель, которым он вскрывал грудную клетку юноши, и подошел к животу мертвеца.
— Ну что, Юра, пара часов у нас имеется. Так проведем время с пользой для врачебной практики. Да и диагноз кровотечения подтвердим, — его нарочито бодрый голос звучал несколько наигранно, но эффект разрядки был достигнут.
— Или опровергнем, — понятливо кивнул травматолог, подойдя к столу с другой стороны. — Лена, — обернулся он к операционной медсестре, — нитки подряхлее, каких не жалко.
Николай молча сидел у анестезиологического столика. Дискутировать по поводу происходящего ему не хотелось. Парня не оживишь. Больно ему уже не будет. А прикрыть себя от возможных издевательств со стороны любящего папаши не помешает. Да и у экспертной комиссии возникнет гораздо меньше вопросов, если официально представить случай как факт остановки сердца у больного, который уже был оперативно искромсан и находился под полноценным общим наркозом, чем предложить сомнительное описание весьма скользких обстоятельств молниеносной кончины нетронутого скальпелем пациента. Нечестно? Может быть. Но перед кем? Ведь хуже от этого никому не будет. А лучше? Точнее, спокойней. Людям в белых халатах, честно пытавшимся (пусть и безуспешно) выполнить свою работу по спасению заведомо безнадежного (теперь Николай был в этом практически уверен) пациента. Риск ярлыка «опоздавших разгильдяев» для них заметно снижается. Разве это не повод для некоторой селективной подтасовки второстепенных деталей, никоим образом не определивших окончательного исхода ситуации.
Рассветов в очередной раз поймал себя на увязании в абстрактных разглагольствованиях. Не время. Сейчас стоило подумать над тем, как лучше всего оформить карту мифического наркоза, на каком этапе изобразить картину резкого ухудшения состояния больного. Затем подробно расписать терапию по спасению уходящего в небытие организма. И наконец, сместить время констатации смерти, сообразуясь с окончанием фантомной операции.
