Но я считала политику - только иллюзией сопричастности. Ты пропускаешь сквозь себя чьи-то ссоры, референдумы, выборы, волнуешься, злишься, громко высказываешь друзьям свое мнение и предлагаешь свое решенье вопросов. Но кому нужно твое мнение, твои предложения? С тем же успехом я могла предлагать варианты решений Гамлету, Чацкому, Огудаловой - что я и делала в своих курсовых. Я предпочитала сопереживать им.
Политика была слишком похожа на театр. Но в отличие от любви и политики - театр был абсолютно честною ложью. Он не пытался уверить, что его иллюзии - правда и, проголосовав, зрители могут помешать Отелло задушить Дездемону.
- Приятно было поговорить с вами, - сказал водитель.
Он отпускал меня неохотно. Я отвечала ему только: «Да, вы правы». Если бы путь был длинней, он успел бы влюбиться в меня.
- А телефон дадите?
Я написала номер на протянутом им календарике.
- Настоящий? - не поверил он.
- Настоящий.
Почему бы и нет? Если я буду продолжать в том же духе, кто помешает ему придумать меня и провозгласить идеальной женщиной. А кроме того, у него был новенький «Фольксваген-пассат» и карие глаза - как у Кости. Я б могла выйти за него замуж и прожить с ним до скончания лет.
Какая разница, как врать себе - так или эдак? Какая разница, как умирать - так или эдак?
Почему мне стало так плохо?… Так плохо, как стало вчера после интервью с Доброхотовым.
* * *
Инна ждала меня на проходной. Она показала охраннику удостоверенье, мы прошли сквозь вертушку.
- Так о чем ты хотела поговорить? - с натугой спросила она. Я отвлекала ее от работы. Но, будучи нормальной, Инна не смогла сказать «нет» человеку, признавшемуся ей в намерении покончить с собой.
- Когда ты ушла вчера?
- Точно не знаю. Я стучала к тебе. Ты не слышала?
- Нет. Я приняла снотворное.
- Ты наглоталась снотворного? - встревожилась Инна.
- Не совсем… Все закончилось тем, что я приняла снотворное и отрубилась.
- А-а…
По напряженной паузе стало ясно, что разговор закончен.
- А почему ты не осталась? Тебе не понравилась наша компания? - Я знала, вопрос попросту глуп - просто не знала, как еще, не наводя подозрений, расспросить ее.
- Знаешь, - Инна остановилась. Внутри похожего на лабиринт многоэтажного «карандаша» было холодно, как в склепе, и, оказавшись здесь, я всегда вспоминала, что его построили на втоптанном в землю еврейском кладбище. - Я не удивляюсь, что тебе захотелось покончить с собой. Если ты живешь так!
- Как? - Я не обиделась - я обрадовалась, что диалог свернул в нужную сторону. Я знала, как мы живем.
