Последний блюз ночных | страница 36
— Говоришь, военная кафедра была?
— Все последние экзамены сдал. Дипломная работа написана в полном объёме, но не успел защитить, — едва не всхлипнул я. — На военные сборы собирался, мне должны были лейтенанта присвоить.
— Ну что ж, считай, что ты их проходишь, — в глазах мелькает насмешка.
Выхожу на свежий воздух, вдыхаю полной грудью, радость теснится в сердце, наконец-то всё проясняется, главное мать поняла, я жив. Оказывается, ни одно из моих писем, адресованных ей, не дошло по назначению. Прихожу к мнению, что не правильно формулировал их содержание и особый отдел придерживал их у себя. То, что существует цензура, догадываюсь. Смутно соображаю, начальник особого отдела, не просто так вышел на меня.
Так как нахожусь за территорией казарм, пользуюсь моментом, в свою часть не спешу, прогуливаюсь по гарнизону. Недавно получил первое жалование, несколько рублей, надо бы их с пользой потратить.
Сунул нос в один магазин, чуть не задохнулся от восторга, сколько здесь различного печенья, конфет, а на том стеллаже — кексы с изюмом, румяные булочки, рот моментально наполняется слюной, давно забыл о таких «деликатесах». В столовой, конечно, кормят хорошо: каша «дробь шестнадцать», залитая комбижиром, пюре на воде с варёным салом, в неаппетитным соусе. Иногда бывает варёная рыба. А на большой праздник, каждому давали по два варёных яйца, четыре печенья и по две жёсткие карамельки. Во, оторвались тогда!
Скромно стою в очереди, живот воет от голода и пытается прилипнуть к позвоночнику, это у него хорошо получается.
Только протягиваю деньги, дверь магазина распахивается, входит патруль. Тут меня осеняет, увольнительного у меня нет. Рука дрожит, продавщица смотрит с подозрением:- Что заказывать будешь, солдатик! — её требовательный голос разносится по всему залу и достигает ушей патруля. Лейтенант поворачивает голову и вот сейчас он скажет своим — «фас»!
Сжимаю голову в плечи, бормочу по поводу какого-то мыла.
— Тебе хозяйственное, или дегтярное? — вопит дура.
Глаза мои затравленно бегают, как не хочется попасть на гауптвахту, молодых там не жалуют.
— Какое мыло? — меня теснит девушка лет восемнадцати, хватает меня под руку, — папа сказал купить этот торт, — она указывает на невероятное произведение искусств, щедро усыпанное орехами.
— Стелочка, так он с вами? — расплывается в улыбке лоснящееся лицо продавщицы.
Краем глаза отмечаю, как погрустнел взгляд лейтенанта. Его рот как открылся, так и зарылся, лишь зубы щёлкнули. Патруль, несказанно удивив меня, незаметно исчезает.