Что касается противника, то его еще предстояло обнаружить. Да и видимый враг всегда предпочтительнее опасности, затаившейся под землей.
Отогнав смутные мысли, капитан покинул палатку и отправился к расположению своей роты. Разглядев под грибком мающегося бездельем дневального, он остановился и щелчком пальцев привлек к себе внимание.
— Я, товарищ капитан! — Контрактник, стоявший на посту, вытянулся.
— В девятнадцать тридцать в первой палатке совещание всего личного состава роты.
Большинству разведчиков предстоял первый боевой выход, следовало хоть немного настроить их на серьезный лад. Игры закончились, пришло время работы.
Незаметно подоспело время ужина. Длинная очередь за пайкой, котелки, столы по одному на десяток бойцов, а потом холодная вода для мытья посуды. Все как всегда. Бойцы вернулись в палатку и растянулись на спальниках, собираясь в блаженстве провести время до вечерней поверки. Тут в электрическом свете лампочки, висевшей на столбе, нарисовалось щурящееся лицо дневального.
— Через десять минут совещание всего личного состава роты, — объявил он и, не дожидаясь наводящих вопросов, убежал обратно.
— Колян! — лениво пошевелившись, окликнул Кострыкин Арсанова, ковырявшегося подле рюкзака. — Давай, зови наших.
— Коля, кого из старших троек увидишь — оповести, пусть своих сами собирают, — добавил Ефимов. — Через пять минут все здесь.
Пять минут — срок вполне достаточный, тем более что, идя с ужина, Сергей видел, как его бойцы крутились около палатки. Разве что Шамиль и Виктор еще не вернулись с ручья, куда уходили мыться. Но к началу совещания все успели вовремя. Даже вечно опаздывающий Гусев.
В девятнадцать тридцать разведчики роты, как и было объявлено, собрались в палатке первой и второй групп, расселись на нары, форма одежды произвольная или, по-другому, номер восемь, что украли, то и носим. Отсутствие тельников по-прежнему казалось бойцам непривычным, но уже не так бросалось в глаза, как попервоначалу.
— Смирно!
В палатку, низко пригнувшись, вошел, точнее сказать, почти вполз ротный.
— Мужчины! — Это слово получалось у него мягко, с акцентированием на «ж» и потому звучало с некоей долей издевки.
Но так как обращаться к личному составу подобным образом он начал давно, то уже и сам этого не замечал, говорил так всегда, независимо от ситуации.
— То, что говорил комбат, — правда. Мин до хрена! Подлететь может каждый. Если кто-то еще воспринимает это через смешки, то зря. Значит, он дурак. Перед вами реальная опасность, и ее надо воспринимать серьезно. Нет греха в том, чтобы бояться. Вы думаете, я не боюсь? — Капитан выглядел абсолютно серьезным. — Я еще как боюсь! — Он поднял голову и обвел тяжелым взглядом притихших мальчишек. — Я тоже боюсь. Даже скажу честнее: я ссу, да еще как! — Казалось бы, странно было слышать такое из уст офицера, дважды бывавшего в Чечне, имевшего ранения, не раз чудом избегавшего смерти.
