. В наше время сочиняли про что-то конкретное. Про любовь, или войну, или природу, или… про смерть.
— Верно подмечено, Марджори, — пробормотал Джек; не объяснять же им, как оно было на самом деле.
— Кто будет десерт? — на всю столовую чирикнула Милли, как будто вокруг стояли столики с посетителями. Но никаких посетителей за столом не было.
— Мы пока еще красное пьем, — сказал отец Милли.
— Можем пить дальше, но уже под сыр, — предложил Джек.
— А к сыру я принес вам «Фиту» восемьдесят восьмого года, — возразил отец Милли.
— Считать это приказом? — усмехнулся Джек, едва скрывая раздражение.
— Держу пари, именно это произведение у тебя любимое, — не унималась мать Милли, тыча в зятя пальцем, на котором поблескивал крупный густо-синий сапфир.
— Не сказал бы.
Поднявшись со стула, Джек стал складывать грязные тарелки в стопку. Мать Милли поднесла руки к щекам, чтобы освободить ему доступ к ее тарелке. В тусклом, неверном свете свечей казалось, что она чем-то испугана.
— Тогда давайте сначала прикончим вино, — предложила Милли.
— Как угодно, — отозвался Джек.
— Прошу тебя, не раздражайся, — обронила Милли; глаза ее смотрели куда-то далеко, в только им ведомый край страданий и боли. Такое случалось часто, но никто, кроме мужа, ничего не замечал.
— Не с чего мне раздражаться, — бросил Джек, чувствуя, что раздражен не на шутку, и понес тарелки на кухню.
— Почему бы не поручить это прислуге? — крикнула ему вслед теща.
— У нас прислуги нет, — долетел до него голос Милли. — Изредка приходит девушка, помогает мне по хозяйству. Она из Венесуэлы, приехала учить английский.
— Все они так говорят, а потом тебя же и взрывают, — заметил ее отец.
Сквозь сервировочный люк в стене до Джека донесся общий смех. Он ополоснул тарелки и сунул их в посудомойку. Улицу уже окутал сумрак, но небо еще не почернело; сквозь свое отражение в оконном стекле Джек видел темные силуэты деревьев, раскачивающихся под сильными порывами ветра. Да, он глубоко, до боли любит Милли, но отдает себе отчет: подобно цементу, которому крепости придает песок, его любовь держится на жалости.
И еще на толике вины. Мать Милли, как обычно, вопреки всякой логике, инстинктивно и безжалостно попала в самую точку, на это она мастерица. Самое любимое свое произведение он действительно сочинил в Эстонии, шесть лет тому назад. Уже шесть лет! Концерт в «Куполе» обернулся полной катастрофой, запланированные Ветры Новой Европы были заменены эстрадным певцом, очередным любимцем публики, но далеко не Элтоном Джоном, а сочинение Джека впервые было исполнено полтора года спустя на музыкальном фестивале в Олдборо. Автор переименовал свое произведение: вместо прежнего, «Эхо», он дал ему новое, длинное и «дурацкое» название; партитуру он тоже переработал, несколько ее усложнив, но сути не менял.
