— Смотрите-ка, Джек малость поправился, — сказала мать Милли. — Раньше-то он был сущим эктоморфом [30]. Или эндоморфом [31]?
— Он? Кто он? — спросил Джек.
— Верно я говорю? Ну, не тяни, признавайся!
Она успела перебрать джину, причем на пустой желудок, и глаза ее злобно блестели.
— Это все жвачка с винным вкусом, — засмеялась Милли, тронув Джека за руку.
— Жвачка? С винным вкусом?
— Да, мамочка. Пакет этой жвачки должен лежать у него на столе, иначе он за партитуру не садится.
— Ну, ты и мямля, — буркнула ее мать.
— Уж лучше жвачка, чем по бутылке виски за раз, — прозвучал с дальнего конца стола, из-за горящих свечей, недовольный бас отца Милли.
— А кто сказал, что я обхожусь без бутылки виски? — усмехнулся Джек.
— Ах ты, негодник! — взвизгнула мать Милли; она заигрывала с зятем, только изрядно накачавшись спиртным.
— Одно неясно, — отец Милли зафыркал, еще не досказав шутки, — жвачка нужна ему для успешного сочинения музыки, или сочинение музыки усиливает удовольствие от жвачки?
Все пропустили шутку мимо ушей. Даже в собственном семействе тесть Джека считался хоть и милым, но занудой. Он не скрывал, что произведения зятя вызывают у него лишь добродушное недоумение.
— Какая пьеса у тебя самая любимая? — спросила мать Милли, устремив на Джека серьезный взгляд. — Из твоих собственных?
— Вы же знаете, что говорят в таких случаях. Та, которую еще предстоит сочинить, — сказал Джек.
— Ты увиливаешь от ответа, — заявила теща, подливая себе бургундского.
— Мама, не части с этим пойлом.
— Я и не чащу. Оно жидкое, пьется легко.
— С ней невозможно никуда пойти, — пожаловался отец Милли.
С год назад мать Милли слегла с тяжелой формой рака. Все были уверены, что жить ей осталось года два-три, но она чудесным образом выкарабкалась. И, естественно, только больше пристрастилась к алкоголю. Не сводя глаз с Джека, она поднесла бокал к губам и сделала пару глотков. Джек очень тепло относился к теще, потому что мысленно всегда видел в ней юную, худенькую, сияющую девушку, которая начала выезжать в свет сразу после войны.
— Ну же, признайся.
— В чем, Марджори?
— Какую из твоих пьес ты ценишь особо? Наверняка во всем этом шуме есть одна, которая больше других тебе по душе.
— Мама, это просто невежливо.
