— Правда. По пьяной лавочке. Жизнь у нее была несладкая. Сначала она дала мне в глаз, потом схватила тяжеленную сковороду. Хорошо, что отец ее удержал, не то она разбила бы сковороду об мою головенку. Бабушку отправили в сумасшедший дом, там она и умерла. А синяк у меня был такой же, как у тебя.
Я шеей чувствовал, как вибрирует ее голос.
— Какой ужас! А почему она на тебя напала?
— Может, я напоминала ей о том, что она потеряла навсегда.
Кайя повернула голову, я приблизил к ней лицо, тут он и случился — поцелуй, который я воображал себе в двенадцать лет. Роскошный, шелковистый, чуточку клейкий поцелуй (после ужина нам принесли комплимент от заведения — похожие на пальчики медовые печеньица), в котором мои тонкие губы слились воедино с ее пухлыми чувственными губами.
Это длилось очень долго. Моя слегка еще саднившая щека отзывалась на ее резкие выдохи через нос. Сквозь окутавшую меня пышными фалдами нежную пелену счастья вдруг пробилась тревожная мысль: я старше ее на одиннадцать лет. Ничего страшного. Во всяком случае, в дочери она мне никак не годится.
Я поцеловал ее скулы, сначала одну, потом другую.
— Они похожи на ракушки каури, — произнес я давно отрепетированную фразу.
— На что? На ушки карри?
— На раковины каури. Это очень красивые раковины. В ресторане была одна такая.
Она не ответила. Наверно, мне лучше заткнуться.
Мы шли медленно — голова Кайи по-прежнему лежала у меня на плече, — выбирая тихие темные переулки, и так добрели до парка, раскинувшегося у подножия замка. По черной воде с шумом сновали утки, их лощеные спинки то и дело вспыхивали в свете ночных фонарей.
— Мне кажется, ничего подобного со мной еще ни разу не случалось, — проговорила она.
— А как же твой дружок?
— Я его бросила. Прямо сейчас.
— Ну и хорошо.
Признаюсь, на миг меня охватила паника. Это уже серьезно, очень серьезно.
— Мне кажется, мы знали друг друга еще в прошлой жизни, — продолжала она. — Незнакомого человека я бы ни за что не ударила, понимаешь? Да так сильно. И не почувствовала бы то, что чувствую сейчас.
— Возможно. А возможно, и наоборот.
— Ты веришь в прошлую жизнь, и не одну?
— Вообще-то, нет, — соврал я (ведь в глубине души я верил, да и теперь верю). — Таскать в себе груз прошлого страдания — вот ужас-то. И знать, что все повторится снова и снова. Рождение, боль, смерть.
— Поцелуи. Влюбленность. Шоколад.
Я уткнулся носом в ее волосы; после рабочей смены, а может, после ужина в ресторане от них шел слабый запах лука, кофе и сигаретного дыма. Странно, что она не помыла голову. Шелковистые волосы кажутся особенно мягкими по сравнению с жестким черепом. Мы брели где-то ниже замка, вероятно, недалеко от того места, где в прошлой жизни я курил тонкие сигары.
