— Вы забыли свою книгу. Поэтому и вернулись.
— Но ее же не нашли.
— Потому что я унесла ее домой.
— А! — от смущения я замахал рукой. — Оставьте ее себе.
— Я унесла ее домой, чтобы починить. Из нее падало много страниц.
— Починить?..
— Клеем. У моего друга есть хороший клей. Он скульптор.
Я благодарно улыбнулся, а сердце мое покатилось куда-то во тьму. Значит, у нее есть парень… Небось, симпатичный, широкоплечий; расхаживает по студии в одной майке и обтесывает гранитные глыбы. А может, тот, с тощей козлиной бородкой?
— Хороший скульптор?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Что такое хороший скульптор? По-моему, очень даже хороший. А пирожное вы лучше съешьте до меня.
Я хмыкнул и подтвердил — да, в самом деле лучше, а про себя подумал: я бы охотно сначала съел тебя. Но смолчал. Потешаться над английской речью иностранца — последнее дело, они же шуток не понимают. Однако есть пирожное в ее присутствии не хотелось, таким десертом неминуемо перепачкаешься.
— И что же он ваяет? — поинтересовался я, отделяя ложечкой кусочек с кремом.
— Акулы, — со вздохом ответила она. — Делает из мраморов.
— Из мраморов? Или из мрамора?
— О’кей, из мрамора. Только акулы. Он… э-э… ну, как это, камнем, знаете?..
— Шлифует? Пемзой?
— Нет, шершавым таким, на маленьком колесе…
— Полирует?..
— Да, полирует, пока они не заблестят жутко; выходит очень красиво, но он все равно очень несчастный от этого занятия; совсем одинокий в своей студии и не видит никакой смысл. Ни в чем. В акулах или чем там еще. Мрак, чернота.
— Может, хватит ему возиться с акулами? Может, перейти на что-то другое? — весело предложил я.
На самом деле я получал от нашей беседы огромное удовольствие; в жизни не испытывал подобного наслаждения. В кафе зашел еще какой-то посетитель и стал изучать меню. Бармен крикнул что-то по-эстонски. Она спокойно подняла руку. По всему было видно, что работа официантки ей надоела. Или же ей очень понравилось беседовать именно с этим клиентом. Нравилось упражняться в английском.
— Я говорила ему то же самое. Не в акулах его проблема. Сколько годов он тратил, чтобы акулы стали безупречные. У него просто обычный депрессант.
— Зато у него есть хороший клей.
— Да, я починила вашу книгу. Я знала, вы ее оставили, чтобы это подразумевать.
— Простите?
Свирепо поглядывая в нашу сторону, бармен уже обслуживал нового посетителя.
— Какой он жутко ленивый парень, — вполголоса произнесла она.
— Вас зовут Риина или Каджа?
Она не отвечала, явно озадаченная вопросом. Потом улыбнулась и назвала свое имя. Оказывается, я его неверно произнес: у меня оно рифмовалось со словом «раджа», то есть индийский принц, а у нее оно звучало, как Гея или вроде того. Сбитый с толку, я смутился, в голову лезло слово «каяк»
