Прикрыв рукой свои глаза,
Продолжил:
– Да, он был высок.
Седая длинная коса
Вилась у кованных сапог.
Расшит черненым серебром,
Жемчужным отсветом горящ,
Неугасающим огнем
Сплетал цвета широкий плащ.
Неясный лик… О! Не забыть
Мне те суровые черты!
Вовек не оборвется нить,
Пока горят за мной мосты!
И были сомкнуты уста,
Но понял я, встречая взгляд,
В котором падшая звезда
Сверкнула: "Что же! Здравствуй, брат!
Пусть ты один. Не одинок
Познавший свет Великой Тьмы.
Дорог змеящийся клубок,
Огонь и тернии войны,
Глухая ночь, кромешный мрак,
Чащобы шепчущих дерев,
Замшелых свитков тайный знак,
Волны рокочущий напев,
Восторг зеленого вина,
Усталость гаснущей свечи,
Животворящая луна
Над терпким мороком лощин,
Морская зыбь, кровавый бой,
Пушистый снег, коварный лед, -
Они останутся с тобой,
Когда продолжит свой полет
Сквозь гарь и копоть городов,
Тоску заплесневелых стен,
Тропу оттаявших следов
Твоя невидимая тень".
Иссохший, тлеющий цветок
Преображался в черный меч,
Сплетенный вязью алых строк.
Тогда я молвил эту речь:
"Будь словом и поводырем,
Храни меня во тьме веков,
Безлунной ночью, долгим днем
От наваждений и оков.
Да будет так!" И рукоять
Легла в открытую ладонь.
Колонны стали в кругорядь.
Покинут был высокий трон.
Очнулся средь замшелых стен
На скользком каменном полу.
Безумен ныне мой удел,
Я больше не стремлюсь к теплу.
Бесшумно догорал костер
Над гладью инистой воды.
Печально разносился стон
Его надежды и беды.
Здравствуй, я снова вернулся сюда,
Мой зачарованный город.
Дождь, или бьется о камни вода?
Сон пустотою расколот.
Дождь, – неизменная, мутная взвесь, -
Перемещает границы,
Где-то поют бессловесную песнь
Дальние черные птицы.
Город застывший – надломленный крик,
Больно впечатанный в стены.
Город-убийца, сказитель, старик,
Чьи имена неизменны.
Здесь выгорает горячая кровь,
Голову кружит усталость,
Тихо идет, убивая любовь,
Мудро-дремучая старость.
Алые слезы, хмельная вина,
Буря в граненом стакане…
Вечным проклятьем приходит весна,
Скалясь слепыми крестами.
Здравствуй, я лишь обожженная тень,
Отблеск немыслимой грезы.
Город-надежда, судьба и мишень,
Полный удушливой прозы…
Витает дым, горит свеча…
Налей мне чашу, друг!
Крадется тихая печаль,
Заполнив тесный круг.
– Скажи, что знал, что потерял
За долгий, долгий век?
Я замолчал, и он молчал,
Не поднимая век.
Стучали старые часы,
Дым продолжал кружить,
Тянулся дождь, промозгло сыр, -
Забыть, заворожить…
– Что ж, – пронеслось как тихий вздох, -
Мои года – туман.
