Птица легонько клюнула его около глаза. Голова принца дернулась, рука взлетела вверх.
— Человек, — сказала птица, останавливая его руку на полпути, — ты хочешь быть королем. Что бы ты отдал за трон?
— Что угодно, — скрипнул зубами Моранден. — Все на свете. Кроме…
— Кроме, человек?
— Кроме своей чести. Мою душу, — сказал он, — можешь взять. И даже жизнь, если необходимо.
— Богине ничего этого не надо. Она требует лишь одного: отдай ей сына твоей сестры.
Моранден должен был догадаться, чего потребует эта тварь. И все же он стоял словно оглушенный, лишившись дара речи.
Его мать заговорила мягко, почти нежно:
— Отдай ей мальчишку. Отдай ей существо, которое ты ненавидишь больше всего на свете, того, кто похитил у тебя твой трон и королевство и не дал взамен ничего, кроме презрения. Позволь ему захватить твое место еще один раз, позволь ему умереть за тебя. И тогда ты будешь королем.
Моранден крепко зажмурился, рот его открылся в полукрике, полувсхлипе.
— Нет!
Птица сжала когти на плече принца так, что на нем проступила кровь. Он не обратил на боль никакого внимания.
— Я получу трон, и вполне возможно, что для этого мне придется убить маленького бастарда. Но не таким способом. Не крадучись во тьме.
Одия выпрямилась во весь свой рост.
— Крадучись, Моранден? Так вот как ты меня представляешь? Вот как ты рассматривал всю свою жизнь в поклонении? Неужто я родила вероотступника, который всех нас погубит?
— Я воин, а не женщина и не жрец. Я убиваю днем, когда люди могут это видеть.
— Зато он — жрец! — воскликнула некоронованная королева. — Он колдун, прирожденный маг. Пока ты будешь болтать о чести и войне, он колдовством заведет тебя в тень, которую ты так презираешь, и уничтожит тебя.
Но Моранден был непреклонен.
— Пусть так. По крайней мере я умру с незапятнанной честью.
— Честью, Моранден? Разве это честь — кланяться ему? Неужели ты умрешь его рабом, ты, единственный сын короля Янона? Неужели ты позволишь ему поставить ногу тебе на шею?
— Я не могу… — У Морандена перехватило дыхание, он почти рыдал. — Это подлость. Продать… даже… этого… предать собственную кровь.
— Даже чтобы стать королем? — спросила птица.
— Я предназначен стать королем! Я рожден…
— И он тоже.
Губы Морандена сжались от гнева.
— Он могущественнее тебя, — сказала птица. — Он тот, о ком пророчествовали: Солнцерожденный, король-бог, который приберет к рукам весь мир и обратит все человечество к поклонению Аварьяну. По сравнению с ним ты всего лишь тень, пустой хвастун, который смеет воображать себя достойным трона.
