Аджан рассматривал его мокрую голую персону так, что невозможно было понять, о чем он думает. Помимо своей воли Вадин начал испытывать страх. Когда Аджан рычал от ярости, все было нормально. Но когда он молчал, самым мудрым было спасаться бегством.
Вадин не мог быть мудрым. Он не догадался даже прикрыть свою наготу.
Спустя целую вечность начальник оруженосцев сказал:
— Вытрись и явись ко мне. В полном облачении. — И ядовито добавил: — Без копья.
Вадин вытерся и оделся со всей тщательностью, какую позволяли его трясущиеся руки. До некоторой степени он снова обрел способность думать. Ему постоянно мерещилось лицо Мирейна. Черт побери, чужеземец его выставил! Совершенно недвусмысленно приказал уйти и закрыл дверь на засов. Что еще мог натворить этот маленький ублюдок, сварив похлебку из заклятий над очагом в спальне?
Он туго заплел косу, больно стянув волосы, набросил на плечи алый плащ и отправился к своему учителю.
Аджан стоял в помещении, которое служило ему одновременно рабочей комнатой и спальней. На видавшем виды табурете, прозванном оруженосцами судным троном, сидел король.
Вадин почувствовал, что может опозорить себя и весь свой род. Он чуть было не удрал, и сделай он это, не остановился бы, пока не добежал до Имехспа. Только гордость его и удержала, гордость и угрюмый темный взгляд, который не сводил с него Аджан. Тело Вадина напряглось да так и застыло, пока король не отвел от него взгляд. Вадин был раздражен всеми этими осмотрами и начинал злиться. Разве он ценный бычок-производитель, что им понадобилось запоминать каждую его линию?
Его величество поднял бровь — о боги, точь-в-точь Мирейн! — и сказал Аджану:
— Согласен, он подает надежды. Но тут требуется дело.
— Он способен действовать, — ответил начальник оруженосцев ничуть не вежливее, чем обычно. — Или вы сомневаетесь в моем мнении?
— Я подчеркиваю, это задание будет испытанием и для закаленного бойца, не то что для юноши на первом году службы.
— А я говорю, что в молодости его преимущество. Он продолжит обучение; просто ему будет определено другое задание.
— Днем и ночью, капитан. Что бы ни случилось.
— Возможно, ничего и не случится.
— А может быть, смерть. Или нечто похуже.
— Он молод, он умнее, чем кажется, он гибок. Где мужчина постарше сломается, он согнется и выпрямится, став сильнее, чем прежде. Я утверждаю, что это самый лучший вариант, ваше величество. За то время, которое отпущено вами, лучшего вы не найдете.
