Наконец, Баранов заговорил, не глядя на давнего друга.
— Сегодня я заходил в галерею, — голос дрожал. — Долго смотрел на картину. Может, это плод моего воображения, но вроде бы я заметил нечто странное.
— Что именно?
— Внезапно картина мне кого-то напомнила. Я думал и думал, кто бы это мог быть. И только теперь понял. Суварнин, — он повернулся к критику. — Суварнин, у тебя не сложилось ощущения, что женщина на картине где-то похожа на мою жену, Аллу?
Суварнин какое-то время молчал. Задумчиво закрыл ослепленные кино глаза, потер нос.
— Нет, — твердо ответил он. — Ни в малейшей степени.
Варанов чуть улыбнулся.
— Ты меня успокоил. Для нее это был бы ужасный удар, — он уставился на маленькие красные и синие страны, омываемые теплыми водами, греющимися под ярким солнцем.
— Суварнин, ты бывал на Карибах?
— Нет.
— Интересно, — Баранов не отрывался от карты, — какие фрукты человек может рисовать в Коста-Рике?
Суварнин вздохнул, поднялся.
— Пойду собирать вещи, — и скрылся за дверью, оставив Баранова в холодной студии. Художник по-прежнему разглядывал яркую карту.
