— Я уже не чувствую себя дома.
Тогда я поднимаю на него глаза, зная, что он смотрит на председателя суда. Вот снова его профиль с левой стороны, точно правой у него нет или он ее постоянно прячет. Определенно, он не в своей тарелке. Очевидно, ему не терпится вернуться домой. Может, он не держит на меня зла? Кто знает. Я слышу, как он называет меня или «обвиняемая», или «женщина, поселившаяся в моем доме». Никогда не называет по имени, не указывает в мою сторону рукой. У судьи тоже вид напряженный, как будто он вдруг заметил, что данное дело переходит общепринятые границы стыдливости и приоткрывает нечто по ту сторону правосудия, нечто такое, над чем классическое уголовное право не имеет никакой власти.
Мне дают пять месяцев, без штрафа за ключ. «Наказание ничтожное, — ликует адвокатша, — вас освободят через месяц, поскольку четыре вы уже отсидели в предварительном заключении».
Наверное, на этом этапе я должна что-то испытывать. Не сомневаюсь, это придет с опозданием, но сейчас я не могу интересоваться такими пустяками…
* * *
Еще совсем рано; утро поздней осени. Вот уже месяц я живу только ради этого дня, его рождение я наблюдаю сквозь зарешеченное слуховое окно. Со вчерашнего или позавчерашнего дня мне уже не так ненавистны мои сокамерницы, я не так сильно их боюсь. В какую минуту, в котором часу за мной придут, как пришли за Хироми в прошлом месяце, я, конечно, не знаю. Я жду слов: «С вещами на выход».
Сегодня понедельник. День за днем я надеялась, что меня вызовут в зал свиданий. «К тебе посетитель!» Он же должен знать, что скоро я растворюсь в городе, а может быть, куда-нибудь уеду. Этот человек нисколько меня не привлекает, и, по правде говоря, все во мне восстает против его образа жизни; но вот, поди же, мне хочется, чтобы он пришел и потребовал объяснений. Мне хочется выразить ему признательность за великодушие — или равнодушие? «Симура-сан», — так бы я начала. А что дальше? Может, я решилась бы попросить у него прощения, чего не сумела сделать в суде. Правосудию извинения ни к чему, да и у судьи мои объяснения вызвали бы улыбку… Именно Симуре, только ему хотела бы я доверить свои маленькие тайны. В конце судебного процесса мы случайно встретились взглядом на целую секунду, долгую секунду, и он не попытался отвести глаза. Да, его глаза, пустые и усталые, смотрели на меня, я знаю, потому что лицо его внезапно омрачила тень; потом меня увели из зала суда.
На улице, должно быть, уже повеяло зимой. Во дворе для прогулок воздух на днях посвежел. На свободе я рано или поздно замерзну. Страшновато. Как хорошо было свить гнездышко за спиной у этого простака… Конечно, появиться перед Симурой будет очень неловко, но так надо. Теперь, когда я уже расплатилась за свою «вину», у меня хватит сил все ему объяснить. Не потому ли, что меня вырвали из этого дома без предупреждения, так велико мое желание туда вернуться?
